Полюс капитана Скотта

— Мы опять потеряли след, сэр, — вывел его из раздумий навигатор. После спуска с плато Скотт стал настолько полагаться на бдительность Бауэрса, что почти перестал следить за старой колеей, которая то возникала в очередном гребне, то вдруг вновь исчезала на очередной ледовой поляне. — Впереди высокие заструги, но я не уверен, что мы сумеем быстро отыскать след наших санок. К тому же заструг этих — как волн в океане.

— Что вы предлагаете, лейтенант?

— Судя по всему, мне следует отправиться на поиски следа. Иначе нам придется плутать всем экипажем, вместе с санками.

— След мы, может, и найдем, но потеряем время. И потом, я боюсь за вас, Бауэрс, — проговорил капитан, пытаясь массажировать предплечье, которое время от времени простреливала странная острая боль, словно его пронизывала пущенная кем-то стрела.

— За меня? Почему? Со мной все в порядке, сэр. Пока что ни ушибов, ни обморожений.

После этих слов капитану вдруг захотелось обнять этого парня, как только что нашедшегося родного сына.

— Именно потому и боюсь за вас, что вы — последний из нас, кто пока что по-настоящему держится, что вы — последняя наша надежда.

Бауэрс оглянулся на стоявших позади него спутников и почувствовал себя неловко. Как-то слишком уж трогательно это прозвучало в устах начальника экспедиции.

— Тем более вам стоит использовать меня при самых сложных ситуациях, сэр, — негромко, почти доверительно произнес он.

— Вы сами сказали: «при самых сложных», которые еще ждут нас впереди. А пока что ведите нас строго на север, лейтенант-навигатор. И давайте условимся: как только мы теряем след — движемся строго на север, до самого глетчера — только строго на север. Мы уже несколько раз петляли в поисках старого следа и всякий раз только случайно находили его. Причем только потому и находили, что придерживались курса на север. Все, поднять паруса!

И тактика Скотта вскоре оправдала себя. Пройдя около полумили, группа вдруг наткнулась на колею, которая оказалась следом команды лейтенанта Эдварда Эванса, что вполне устраивало полярных странников.

Как бы там ни было, а перед приказом полковника флота разбить лагерь Бауэрс доложил ему: после последнего привала они прошли еще семнадцать миль.

— Почти невероятно, — признался Скотт, объявляя всей команде благодарность за усердие и преданную службу королю.

17

В этот раз сон перенес его на палубу парусника, судя по всему, того самого, на котором они с Кетлин шли из далеких африканских владений Англии в еще более далекую Австралию. Вдали проплывали берега какого-то острова, по палубе прогуливались разнаряженные пары, а они с Кетлин стояли, плотно прижавшись друг к другу, так что Роберт ощущал не только манящее тепло женского тела, но и проявление той страсти, которая уже давно не поглощала его сознание и не вовлекала в свои губительные сети.

Во сне Роберт вспомнил, что за все время прогулок по прожженной африканским солнцем палубе так ни разу и не решился обнять Кетлин, хотя очень хотелось этого. В невыносимо душной каюте она тоже сторонилась его, поскольку то страдала от жары и морской болезни, то стеснительно переживала период, как она выражалась, «женской непригодности».

Последнее, что ему запомнилось — они с Кетлин стоят на палубе, но уже не обнимаются, а держатся за руки и неотрывно смотрят друг другу в глаза.

Что произошло потом, Скотт, который никогда не был ни любителем, ни толкователем снов, объяснить не мог. Он лишь помнит, что паруса и палуба неожиданно исчезли, а Кетлин, отдаляясь от него куда-то в поднебесное пространство, множество раз произнесла одни и те же слова, смысл которых Роберт считывал с ее ярких, выразительных и таких пленяющих губ: «Зачем, Роберт?! Куда и зачем?!»

С этими же словами: «Куда и зачем?!» — он и проснулся, но уже от прикосновения руки не Кетлин, а Бауэрса, который в последнее время добровольно и негласно взял на себя обязанности адъютанта.

— Пора выступать, сэр.

— Если вы так считаете… — сонно согласился Скотт.

— Этого требует обстановка, сэр.

— И что нас ожидает на этот раз, предсказатель вы наш?

— Температура минус тридцать, ветер попутный, почти солнечно, поверхность твердая, — по-военному отрапортовал Бауэрс.

— Твердая поверхность и ветер — это хорошо, — пробормотал капитан, с помощью Генри выбираясь из мешка и тут же приказывая сложить палатку и готовиться к движению. — Будем надеяться, что нас ожидает не самый трудный день.

— В любом случае, самое время выступать, сэр, не тратя времени на завтрак.

— Вы слышали, как четко доложил о ситуации на маршруте лейтенант? — спросил Роберт доктора Уилсона, когда все вещи и палатка были уложены на сани.

— Вы знаете, что когда, в последний момент, вы вдруг решили включить в группу Бауэрса, я это решение не приветствовал, — напомнил доктор капитану, увлекая его чуть в сторону от саней.

— Но теперь мне даже трудно представить себе наш марш-бросок к полюсу без этого славного парня.