Полюс вечного холода

После этого, обсыхая у костра, постановили искания прекратить ввиду их бесполезности и опасности. Не спорил и Забодяжный – им все больше овладевала мысль о проникновении в подземье через подводный ход. Он уже и уздечку специальную для гранаты сделал, показав Вадиму: вот так мы ее к чеке привязываем, вот эдак пропускаем по туннелю, отплываем на безопасное расстояние, дергаем… Вадим не критиковал, однако и согласие давать не торопился. Сошлись на том, что надобно провести рекогносцировку.

Оттепель сопровождалась порывистыми ветрами, поэтому Лабынкыр в последние дни вел себя строптиво: вздувался буграми, раздавал оплеухи прибрежным скалам, колобродил и плевался мусором. Подойдя к ветле, которая скукожилась и поникла, словно тоскуя по пропавшей Эджене, Вадим увидел разбросанные по галечнику деревяхи и целые бревна. То были остатки разбитых челнов и части плота, что послужил когда-то для переправы путешественников с восточного берега на западный.

Вадим поднял размокший брусок, оглядел его, катнул мыском сапога бревно, прикидывая, не сгодится ли весь этот хлам для утепления землянки. От строительных расчетов его отвлек возглас Забодяжного:

– А островок-то шевелится!

Вадим проследил за его взглядом. Так и есть! На отдалении от береговой полосы торчал из воды взлобок с двумя кривенькими деревцами. И не просто торчал, а покачивался, колеблемый шалыми волнами. Несложно было угадать в нем остров-фантом, который уже неоднократно то обращался в ничто, то снова показывался из небытия.

– Теперь он от меня не уйдет!

Вадим присмотрел три наиболее крепких на вид бревнышка, выудил из озера размочаленные обрывки веревок. Забодяжный и Фризе поняли его замысел без пояснений, помогли связать бревна и спустить на воду. Вадим ступил на получившийся плотик и закачался, точно канатоходец на натянутом канате.

Забодяжный зарядил берданку и последовал за ним. Концы бревен под его тяжестью ушли под воду. Вадим, отчаянно балансируя, крикнул:

– Назад! Он и меня одного еле держит…

Фризе протянул ему подобранный в тальнике шест.

– Толкаль! Ми тебя прикривайт.

Забодяжный взял берданку наперевес. Немец, за неимением более действенного оружия, держал каменный топор. Прикрытие не казалось капитальным, но Вадим, не оглядываясь, оттолкнулся шестом от берега, и плотик понесло к подозрительному острову, который по-прежнему покачивался, а деревца, торчавшие из него, точно усики страдавшего гигантизмом насекомого, беспокойно покручивались вправо-влево.

Подплыв ближе, Вадим разглядел, что никакие это не деревца, а задрапированные увядшей растительностью перископы. Между изжелта-красными листьями проблескивали выпуклые линзы. Да и сам островок на поверку оказался рукотворным, сделанным из металла, обклеенного чем-то матерчатым и имевшего земляной цвет.

С расстояния двух-трех метров Вадим уже безошибочно определил, что перед ним водолазный колокол внушительных размеров и оригинальной конструкции. По всей вероятности, этот аппарат, в отличие от традиционных, не был открыт снизу, но имел достаточный балласт для погружения на требуемую отметку. На чем-то подобном инженер Гартман пятнадцать лет назад достиг в Средиземном море рекордной глубины в четыреста пятьдесят восемь метров.

Шест уже не доставал до дна, но, к счастью, беспорядочное волнение озера несло плотик в нужном направлении. Вадим дотянулся до перископа и перескочил на выглядывавшую из воды полусферу. Плот, получив обратный импульс, пополз дальше по озерной зыби. Путь назад был отрезан, добраться до берега теперь можно только вплавь, но Вадима это не беспокоило – он был целиком и полностью сконцентрирован на изучении дивовидной машины, которую сумел оседлать.

Перископ призматический, система Доути, старая, но работоспособная, зарекомендовавшая себя еще в годы войны против рабства в Америке. Сам корпус колокола изготовлен из никелевой стали, как у первой русской боевой субмарины «Дельфин». Вадим шестом счистил с пространства меж перископами маскировочную материю, вследствие чего обнажилась окружность, являвшая собой, как можно было догадаться, крышку верхнего люка.

Подковырнуть бы чем! – но ни ножа, ни стамески…

– Э-эй! Ты ка-ак там? – донесся с береговины протяжный баритон Забодяжного.

Вадим просемафорил: все в ажуре. Хотя ажур был так себе. Его отделяла от суши добрая сотня метров, а брошенный плотик дрейфовал себе на восток и находился уже вне пределов досягаемости. В довесок ко всему плавучая сфера пришла в движение и повлеклась в северном направлении, норовя укрыться от глаз Забодяжного и Фризе за лесистой излучиной.