Разумнее было разделиться, бежать в разные стороны, однако общечеловеческая аксиома, утверждающая, что люди сильнее, когда они вместе, заставляла их – неосознанно, слепо – держаться плечом к плечу. Так и гарцевали, перепрыгивая через трухлявые пни и поваленные деревья, толкаясь и мешая друг другу. А зверь нагонял, жарко дышал в шеи. Ему не требовалось вскидывать ноги на манер сайгака, он сметал препятствия, не глядя. Еще немного – и наступит на пятки. Стоило ему протянуть лапу, и он располосовал бы любого из них, но ему, дважды хищнику, доставлял усладу сам процесс погони, он жаждал продлить игру, испытать охотничью эйфорию…
Хлоп! хлоп! Вадиму причудилось, что это тигриные зубы раскололи череп кого-то из товарищей, как грецкий орех. Он и сам приготовился к переходу в иной мир, где, по утверждениям всезнаек, все устроено гораздо лучше, чем в нашем. Но переход затягивался, а хлопки продолжали раздаваться, сопровождаемые хорошо знакомым вжиканьем. Кто-то стрелял, причем не в беглецов, а в преследователя, чьих шагов уже не было слышно за спиной. Силы вконец истощились, Вадим прекратил бег, налетел на дерево и обнял его, прижавшись взмокшей щекой к обледенелому стволу. Будь что будет!
– Аллес! – с торжеством возопил Фризе. – Ми есть спасалься!
Вадим отлепился от дерева и посмотрел назад. Бронтозавр, завалившись на бок, перебирал всеми четырьмя лапами и издыхал, прошитый пулями во многих местах. Арбель, захлебываясь от изнурительного забега, рвал на себе рубаху и разламывал постылый корсет. Немец смеялся как полоумный, не веря в чудесное спасение. А из-за сосен выбегали, сжимая в руках трехлинейки, солдаты с красными звездами на буденовках.
– Если б не она, ваши кости воронье бы клевало, – сказал пожилой красноармеец с благообразной внешностью сельского священника, указывая на койку, где в бреду металась Генриетта. – Вы партийные, нет? Тогда вам не зазорно свечку за здравие поставить. Того и гляди, душа ее с земной юдолью распростится…
История вызволения из лап чудовища напоминала рассказ Джека Лондона. После памятной размолвки с Вадимом на берегу озера Генриетта, движимая не то отчаянием, не то желанием доказать свою состоятельность, пустилась в путь к Оймякону – без припасов, без оружия, без точного понимания, каким маршрутом идти. Питалась она морожеными ягодами и древесной корой, по ночам разводила костры, чтобы не обернуться к утру Снегуркой. Однажды нашла впавшего в зимнюю спячку ежа, изжарила его на огне, ободрала кожицу с колючками, а мясо съела. Чудо, что по дороге сама не попалась на зуб зверям – как обычным, так и смоделированным в лаборатории Спасова. Беспримерный переход длился трое с половиной суток, после чего, одолев две трети расстояния, отделявшего Лабынкыр от Оймякона, она изнемогла. Ноги отказались повиноваться, она упала под елкой и приготовилась к худшему. Сил недоставало даже на то, чтобы набрать дров и разжечь костер.
Генриетта не знала, сколько часов пролежала вот так, на снегу, в обморочном состоянии. Очнулась в окружении якутов и солдат в буденовках. Оказалось, поблизости от Оймякона объявилась стая волков, которые обнаглели до такой степени, что регулярно проникали в поселок и резали оленей. Пастухи обратились за помощью к красноармейскому гарнизону. Сводный отряд отправился шерстить ближайшие леса с целью истребить оборзевших хищников и прекратить опустошительные набеги. Охота завела бойцов далеко от поселка, и в тундре им на глаза попалась полумертвая Генриетта. Они привели ее в чувство, отпоили первачом, настоянным на оленьем роге, и собирались переправить в Оймякон. Генриетта, давясь кашлем и сгорая от высоченной температуры (как после истолковал поселковый лекпом, она подхватила бронхит, трахеит и что-то еще), рассказала о бедственном положении московской экспедиции и умолила безотлагательно выдвинуться к Лабынкыру.
Кое-кто из отряда посчитал ее слова о заплутавших москвичах и многоголовых чертях выдумкой, вызревшей на почве болезни. Однако умудренный жизнью командир по фамилии Довгопалец – тот самый красноармеец с поповскими чертами и окладистой бородищей – обратил внимание на слова «ОГПУ», «уполномоченный», «мандат» и отдал приказ выступать к озеру. Бойцы на оленях ворвались в снежную зарю, в кратчайшие сроки достигли указанного района и поспели как раз вовремя.
Спасенных доставили в Оймякон. Хотели перевезти туда же и шкуру убитого тигромедведся, но раздумали. Она была тяжела, да и кто в затерянном сибирском поселке мог по-настоящему оценить ее неповторимость? Для этого пришлось бы переправлять ее в столицу, через весь континент…
– Обскажите там своим, пущай новых исследователей засылают, – изрек Довгопалец, оглаживая бороду. – Да только в другой раз снаряжайтесь получше. Тута вам не курорт.