Полк, к бою!

"Здравствуй, дорогой боец! Меня постигло большое несчастье. В бою с немецко-фашистскими захватчиками смертью героя пал мой родной брат. Я знаю, что он горел священной ненавистью к подлому врагу, поэтому сражался, не щадя своей жизни. Правительство наградило его тремя боевыми орденами. Брат мой был очень жизнерадостным, энергичным человеком, любил петь веселые песни. А теперь вот его не стало. Сама я лично не имею сейчас возможности с оружием в руках отомстить за смерть любимого брата. Поэтому прошу тебя, дорогой боец, — отомсти проклятым фашистам за его безвременную гибель. А уж я здесь, на производстве, самоотверженным стахановским трудом буду помогать тебе бить врага.

С приветом. Надя Золотавина".

Дальше, — сказал комсорг полка, — в письме есть приписка: "Прошу это письмо вручить самому храброму воину". Кому мы вручим это письмо?

Наступила минутная тишина. А затем раздались дружные голоса:

— Сержанту Горенкову!

Сержант взял из рук старшего лейтенанта Пятницкого письмо и взволнованно произнес:

— Я клянусь тебе, дорогая девушка, что буду сражаться с врагом беспощадно! И еще. Хотя твой любимый брат и погиб, он все равно вместе с нами войдет в Берлин! Войдет нашей памятью о нем!

Забегая вперед, хочу сказать, что эту свою клятву сержант Горенков выполнил с честью. Вот один из эпизодов, подтверждающий это.

…Недалеко от залива Фришес-Хафф огонь вражеских пулеметов задержал продвижение наших бойцов. Тогда сержант Горенков вместе с номерами своего расчета Афониным и Мироновым на руках выкатили орудие на прямую наводку и повели по фашистам губительный огонь. Первыми же выстрелами они уничтожили два станковых пулемета противника вместе с их расчетами. Путь для нашей пехоты был расчищен, бойцы ворвались во вражеские траншеи.

Но это, повторяю, еще будет. А на проходившем собрании комсорг полка еще раз призвал воинов к бдительности. И для этого были весьма веские основания. Ведь накануне произошел такой случай.

Разместившись в доме на северной окраине одного населенного пункта, мы с начальником штаба обсуждали положение дел в полку, когда вошел мой ординарец Сорокин и доложил, что бойцы взвода автоматчиков, охраняющие Знамя полка, задержали раненого фашиста.

Через несколько минут командир взвода лейтенант М. А. Гурьянов ввел в комнату задержанного. Это был здоровенный рыжий верзила, одетый в штатское платье. Голова его забинтована, левая рука — на перевязи. Костюм ему явно не по росту, мал. Лицо давно не брито, осунувшееся. Глаза горят лютой ненавистью. Ошибки быть не могло — это переодетый эсэсовец.

Лейтенант Гурьянов между тем доложил, что этот субъект подбирался к нашему дому с тыльной стороны. У него были две ручные гранаты и автомат. И если бы его вовремя не заметили…

Да, не перевелись еще у фашистов фанатики.

После ночного отдыха полк продолжил преследование отходящего противника.

Впереди, всего в нескольких километрах, — небольшой городок Едвабно. Батальоны на марше уже давно, люди устали, но надо еще пройти эти километры.

Справа от маршрута, километрах в двух, тянется гряда высот. За этой грядой, как мы знаем, идет 882-й стрелковый полк. И все-таки высоты нас волнуют, там могут быть засады. Поэтому я послал к ним группу разведчиков.

На легковой машине подъехал командир дивизии. Выразил неудовольствие медленным движением полка. Сказал, что никакого противника на тех высотах, по-видимому, нет. Если он и появится, то лишь где-то в районе Едвабно, куда и надо поторапливаться, чтобы ночной атакой совместно с 882-м полком овладеть этим городом.

— Я как раз направляюсь в восемьсот восемьдесят второй, — сказал полковник, садясь в машину.

— Как вы думаете ехать? — спросил я его. Комдив показал на полевую дорогу, ведущую к высотам.

— Подождите возвращения моих разведчиков, — попросил я.

Но полковник И. Г. Кальный молча захлопнул дверцу, и его машина покатила в сторону высот.

Какое-то тревожное предчувствие охватило меня. Догнав авангардный батальон полка, я поделился с его командиром своими опасениями насчет того, что командир дивизии поехал в 882-й стрелковый по проселочной дороге.

А черная эмка комдива тем временем катила все дальше. Вот ее уже закрыла собой небольшая рощица. И вдруг оттуда послышались разрывы снарядов, пулеметные очереди. Сомнений не было: это фашисты обстреливали машину полковника Кального.

Сразу же даю команду капитану Кузнецову:

— Батальон, за мной! Бегом!

Выскочив на северо-восточную опушку рощицы, мы увидели горящую машину комдива и бежавших к ней с десяток фашистов. Открыв на ходу огонь, батальон правым флангом бросился к эмке, а левым пошел в атаку на высоты.

Гитлеровцы, бежавшие к машине, услышав наше "ура" и увидев цепь бойцов, отстреливаясь, повернули обратно. С высот по батальону тут же застрочили пулеметы, автоматы, начали рваться мины и снаряды. Батальон залег.

— Первая рота, перебежками к машине! — командую Кузнецову. Остальным ротам и минометчикам приказываю усилить огонь в направлении изгиба дороги, идущей к высотам. Там ясно видны два пулеметных гнезда.