Полка. О главных книгах русской литературы

Из русских писателей Сухово-Кобылин, по его собственным словам, особенно любил Гоголя, которым «упивался» и «зачитывался до упаду» и которого после личного знакомства с восторгом называл великим комиком[903]. Тарелкин в черновиках Кобылина прямо называется Хлестаковым. В то же время в неловком морализаторе-любовнике Нелькине можно усмотреть черты Чацкого, а в игроке Кречинском — Арбенина из лермонтовского «Маскарада». Своё место в иерархии русской драматургии сам Сухово-Кобылин определял сразу за Грибоедовым и Гоголем, но перед Островским.

Наконец, в «Деле» и в «Смерти Тарелкина» отразился личный опыт драматурга, который семь лет находился под следствием по обвинению в убийстве своей любовницы. Многие детали процесса Сухово-Кобылина воспроизведены в «Деле»: в предисловии к пьесе автор предупреждал, что она представляет собой не «поделку литературного ремесла», а «сущее, из самой реальной жизни с кровью вырванное дело».

Как она была опубликована?

«Свадьба Кречинского» впервые была опубликована (уже после постановки пьесы в Малом театре) в пятой книге журнала «Современник» за 1856 год рядом с рассказом Льва Толстого «Два гусара». На журнале Некрасова драматург остановил свой выбор не случайно — 31 марта 1856 года Кобылин записал в дневнике: «Получил „Современника“. „Метель“ Толстого — превосходная вещь. Художественная живость типов. Меня разобрало — пришлось ещё пробежать комедию и отдаю немедленно в печать». Очевидно, именно этот литературный контекст Сухово-Кобылин считал для себя подходящим.

«Картины прошедшего». Москва, Университетская типография (Катков и Ко), 1869 год[904]

Вторую пьесу — «Дело» — Сухово-Кобылин, понимая её непроходной характер, на свои средства издал в 1861 году в Лейпциге тиражом 25 экземпляров, рассчитывая раздать пьесу «агентам влияния» и при их поддержке протолкнуть драму на сцену и в печать. Благодаря семейным связям Кобылина, не раз его выручавшим, «Дело» было публично прочитано при дворе. Однако это не помогло: как писал в своём рапорте цензор Нордштрем, «недальновидность и непонимание своих обязанностей в лицах высшего управления, подкупность чиновников… несовершенство наших законов… полная безответственность судей» должны произвести на зрителя «самое тяжёлое впечатление». Драматургу было предложено вычеркнуть из текста роли Князя и Важного Лица, а также несколько сомнительных мест, но он от сокращений отказался. В 1869 году, сразу по завершении третьей пьесы — комедии-шутки «Смерть Тарелкина», — в типографии Московского университета, принадлежавшей Михаилу Каткову, вышло первое издание всей трилогии, которая именно тогда получила общее заглавие «Картины прошедшего». Объём книги — 10 печатных листов — по правилам того времени позволял издать книгу без цензурного разрешения.

Как её приняли?

Новость о постановке «Свадьбы Кречинского» вызвала фурор, в частности, потому, что в городе продолжали обсуждать предполагаемое участие Сухово-Кобылина в убийстве Луизы Симон; Кобылин писал в дневнике: «Можно себе вообразить сенсацию этой вероломной и тупоумной публики, когда она узнала, что этот злодей написал пьесу и выступает автором драматического сочинения». Комедия, поставленная на сцене Малого театра, до конца 1856 года 36 раз прошла при полных аншлагах и сборах. Отклики на неё появлялись в театральной прессе, но удивительным образом «Картины прошедшего» практически никем не рассматривались в литературном контексте своего времени, в отличие, например, от пьес Островского. Это всю жизнь мучило Кобылина: «…я так мало избалован вниманием печати, что за 40 лет службы „Кречинского“ русской сцене ни разу не встретил полного и серьёзного разбора моей комедии; критика почему-то меня постоянно игнорировала, и только успех у публики вознаграждал меня за эту несправедливость прессы». Разве что Аполлон Григорьев в устной беседе в 1859-м похвалил «Кречинского» как литературное произведение.

Первая публикация «Картин прошедшего» книгой в 1869 году была встречена критикой очень холодно. Признавая за Сухово-Кобылиным некоторое ремесленное мастерство, рецензенты не нашли в его пьесах никаких значимых идей. Обозреватель «Отечественных записок» пенял драматургу на отсутствие «правды общечеловеческой, естественным образом вытекающей из всей постановки происшествия и характеров действующих в нём лиц»: «В основании всех трёх произведений г. Сухово-Кобылина, — писал он, — лежит анекдот. ‹…› Опыты магии, показываемые различными престидигитаторами[905], несомненны, но для драмы они представляют материал недостаточный. ‹…› …из анекдота, если его содержание не введено в рамки общечеловеческого, если оно является только отрывком из жизни человека, не имеющим ни начала, ни конца, можно сделать только анекдот, а никак не драму»[906]. Журнал «Дело» объявил Сухово-Кобылина дилетантом, который прельстился случайным успехом первого скороспелого произведения и «без таланта и призвания» принялся писать «уже не для шутки, а для славы».