Полка. О главных книгах русской литературы

Через несколько лет, 9 апреля 1856 года, они встретились в редакции некрасовского «Современника»: Кобылин принес Некрасову для публикации «Свадьбу Кречинского», а Толстой — повесть «Два гусара». Оба произведения вышли подряд в одном номере — символично, учитывая, что выбрать именно «Современник» Сухово-Кобылина побудила напечатанная там «Метель» Толстого. Однако его преклонение перед Толстым имело свои ограничения: известно мнение Кобылина, что «как художник граф Толстой кончается „Анной Карениной“, а дальше читать нечего». Когда в 1890 году в газете «Свет» появилось известие, что начальник почт США запретил к пересылке «Крейцерову сонату» как произведение «неприличное», Сухово-Кобылин написал в редакцию открытое письмо: «Невежественные экскурсии графа Толстого в сфере любомудров кончились скандалом. В мире науки это возмутительно. Я поражён известиями из Америки, мне стыдно за Россию, и мне хотелось бы доказать на деле, что и мы, русские, способны философствовать, не впадая в порнографы, как граф Толстой».

Этим доказательством должен был стать собственный философский труд, над которым Сухово-Кобылин работал много лет — «Учение Всемира», синтез эволюционного учения Дарвина и диалектики Гегеля, в котором Сухово-Кобылин среди прочего прославлял ненавистные Толстому поезда: «Это небывалое, неслыханное вагонное движение, которое сразу сорвало с современного нам человечества скорбные и позорные для него кандалы пространства, в которые доселе этот Божий Сын был материей закован и ею в рабстве одержим, есть величайшее из всех технических изобретений». Покорив пространство Земли, с развитием прогресса человечеству предстояло, по его мнению, перейти на следующую стадию развития, освоив космос, — считается, что эзотерическое «Учение Всемира» было предвестием идей Циолковского. К сожалению, труд погиб в 1899 году при пожаре в Кобылинке и сохранился только в отрывках.

И всё же кое в чём Кобылин и Толстой были единодушны: оба были убеждёнными вегетарианцами. Мемуарист Александр Ергольский, в юности знавший Кобылина, рассказывает, что отказ от мяса Кобылин проповедовал с апостольским жаром: «От чего Катков умер? От мяса: вот яд!!!» Это огорчало хлебосольную мать Ергольского, не знавшую, чем накормить гостя: «Ну хорошо, — говорила она однажды, — мы ему сделаем московскую селянку, ту, что архиерею так понравилась… потом, на второе, как всегда, шпинат, яйца в мешочке и гренки, ну и — фрукты на третье. Но каково было разочарование её, когда Александр Васильевич не оценил её ухаживаний за ним. Ведь в селянке, приправленной каперцами, сливками и кореньями, варилась рыба, рыба, которую варвар-человек лишил жизни на потребу подобных себе варваров». Селянку, впрочем, Кобылин съел и похвалил: ведь он был человеком светским.

Лев Толстой. «Севастопольские рассказы»

О чём эта книга?

О кульминационном эпизоде Крымской войны — блокаде Севастополя превосходящими силами англо-франко-турецкой коалиции, которая продолжалась с осени 1854-го по август 1855-го. В книге отражены ситуация в городе, конкретные военные операции и переживания их участников. Три рассказа цикла — «Севастополь в декабре месяце», «Севастополь в мае», «Севастополь в августе 1855 года» — охватывают весь период осады.

Когда она написана?

В 1855 году, синхронно с описываемыми событиями, большей частью на месте действия, в армейском лагере. Сначала был замысел рассказа «Севастополь днём и ночью», разбившийся на две части: «дневной» «Севастополь в декабре месяце» сочинялся с 27 марта по 25 апреля, «ночной» «Севастополь в мае» был создан примерно за неделю в двадцатых числах июня. Работа над «Севастополем в августе» началась в середине сентября, а завершилась уже после того, как автор покинул фронт, в конце года в Петербурге.

Как она написана?

По-разному. Первый текст более других похож на очерк. Невидимый собеседник водит читателя по городу: вот бульвар с музыкой, вот госпиталь с героями, а вот здесь воюют, убивают и умирают; Борис Эйхенбаум даже назвал первый рассказ «путеводителем по Севастополю». Второй текст — психологический этюд в форме рассказа. Толстой с пугающей осведомлённостью описывает мысли и чувства довольно многочисленных военных персонажей. Завершается рассказ эффектной аллегорией: воин, уверенный, что погибнет, остается жить, а воин, думающий, что спасся, умирает.