Полка. О главных книгах русской литературы

Розанов создал не только новый жанр, но и новый вид литературы — до него таких книг ещё не писали. Фрагменты «Опавших листьев» создавались непреднамеренно, между делом: на прогулке, в гостях, «за набивкой табаку» или поеданием арбуза. Розанов записывал свои рассуждения на обрывках бумаги, оборотах писем, визитных карточках и бросал их в одну кучу, не перечитывая. В книге нет общего замысла, темы или сюжета, она выглядит как дневник, созданный не для печати, а для себя и самых близких: здесь много сокращённых имён, названий, неточных цитат, намёков, непонятных широкой публике. Также здесь нет видимого порядка, системы (а в первом томе «Листьев» отсутствует и базовая хронология), что передаёт ощущение естественного течения жизни, где прошлое тасуется с настоящим, высокое — с низким, важное — с пустяковым. Зинаида Гиппиус, бывшая соратница писателя по Религиозно-философским собраниям[1581], так охарактеризовала стиль розановских «миниатюр»: «Это — то, что мы, каждый из нас, если думает, — не записывает, а если и запишет по привычке к перу, то или разорвёт, или, сам страшась перечесть, — запрячет подальше, навсегда»[1582]. При этом розановские записи исключительно музыкальны, художественно точны и обезоруживающе интимны. Андрей Синявский писал, что при чтении «Опавших листьев» можно почувствовать тепло пальцев автора, «это даже не книга, а часть человека»[1583].

Точное изображение барышни Рисунок Василия Розанова Из книги Алексея Ремизова «Кукха»[1584]

Василий Розанов. Около 1910 года[1585]

Как она была опубликована?

«Опавшие листья» печатались в типографии Алексея Суворина (в суворинской газете «Новое время» Розанов к тому моменту проработал 14 лет). Первый том (получивший название «первого короба» после выхода второй части) вышел весной 1913 года тиражом в 2400 экземпляров, «короб второй и последний» — тиражом в 2450 экземпляров летом 1915 года. Решение публиковать «Листья» Розанову далось нелегко, он колебался, уже даже сдав рукопись в типографию. Своими сомнениями писатель делился в письме Павлу Флоренскому[1586]: «Какой-то инстинкт говорит мне, дорогой П. А., что 2-го „Уедин.“ печатать не надо и невозможно. ‹…› Объективно: можно в такой скандал залезть и таких оплеух наполучать „в наш прозаический век“ со „своими интимностями“, что „моё почтение“. Субъективно — весьма легко впасть в литературный онанизм, коим я вряд ли уже не страдаю»[1587]. Изданные книги продавались плохо, почти вся выручка уходила на погашение долгов перед типографией. Примечательно, что издания, по меркам книжного рынка того времени, стоили дорого (2 рубля 50 копеек первый том и 2 рубля второй), на что Розанову неоднократно жаловались читатели.

Что на неё повлияло?

На систему образов Розанова и парадоксальный ход его мысли определённо оказали влияние произведения Достоевского, которые сам писатель очень ценил. Некоторые смелые мысли автора «Опавших листьев», в частности о женственной сущности еврейства, гомосексуальности, сопоставлении полов, пересекаются с идеями австрийского философа Отто Вейнингера[1588] из книги «Пол и характер» (1902). Сам Розанов с книгой был знаком, но влияние Вейнингера на себя отрицал. Алексей Ремизов в качестве возможных претекстов «Листьев» упоминал «Исторические афоризмы» историка и славянофила Михаила Погодина: «…самая мысль о форме „Опавшие листья“ Погодинская, так сам Погодин в дневнике записал о происхождении первого тома своих исторических исследований — „груда листков и обрывышков“[1589]. По духу же и языку рукописная литература Розанова напомнила Ремизову сочинения протопопа Аввакума: „Розановский стиль“ — это самое „юродство“… идёт прямой дорогой от „вяканья“ Аввакума из самой глуби русской земли»[1590].

Как её приняли?