Полкороля

– Хоть рассудок мой и был противу, пошел я и к нему в кормчие. Вот не прошло и недели, как мы вышли в море и он решил напасть на купеческий когг, слишком уж сильный для него. Хопки с Йеннером и много-много других в тот день отправились за Последнюю дверь. А горстку живых со мной вместе взяли в плен да потом продали. Два лета назад это было, и с тех самых пор я толкаю весло для Тригга.

– Горький конец, – сказал Ярви.

– Такой бывает у многих слащавых историй, – сказал Джойд.

Ральф пожал плечами.

– Я не скулю. Мы гуляли с размахом, наловили не меньше пары сотен инглингов и всех продали в рабство. А потом упивались наживой. – Старый разбойник потерся кистью о шершавые волокна весла. – Говорят, какое зерно посеешь, такой урожай и пожнешь. Видать, не врут.

– Ты бы сбежал, если б мог? – тихо пролепетал Ярви, не упуская из виду Тригга.

Джойд прыснул со смеху.

– В селении, где я жил, есть колодец. В этом колодце вода – самая вкусная в целом мире. – Он закрыл глаза и облизал губы – словно отведал той воды. – Я отдал бы все что есть за глоток воды из того колодца. – Он развел руками. – Но отдавать мне нечего. И глянь-ка на того, кто в последний раз решил сбежать.

И он кивнул на скоблильщика, чей брусок бесконечно скреб, и скреб, и скреб палубу, и позвякивала тяжелая цепь, когда тот переставлял сбитые, отекшие колени на своем пути в никуда.

– Расскажите о нем, – попросил Ярви.

– Не знаю, как его звали. Ничто – так мы его все зовем. Когда меня привели на «Южный Ветер», он тянул здесь весло. Однажды ночью, у берегов Гетланда, он попытался уйти. Как-то выпутался из цепей и украл нож. Он убил троих охранников и рассек колено четвертому – так, что тот мужик не сможет ходить никогда. И это он оставил отметину на личике нашего капитана, пока они, вдвоем с Триггом, его не повалили.

Ярви оторопело смотрел на завшивленного скребуна.

– И все это – одним ножом?

– Да и ножик-то небольшой был. Тригг хотел вздернуть бунтаря на мачте, но Шадикширрам решила сохранить ему жизнь, нам всем, стало быть, в назидание.

– Милосердие ее и погубит, – вставил Ральф и безрадостно хохотнул.

– Она зашила порез, – продолжил Джойд, – а на него надела неподъемную цепь, наняла больше охранников и приказала им ни за что не подпускать его к острому железу. С тех самых пор он и драит тут палубу, и с тех самых пор я не слыхал от него ни слова.

– А ты? – спросил Ярви.

Джойд искоса ухмыльнулся.

– Я, когда надо, словечком, бывает, обмолвлюсь.

– Да нет, в смысле, какова твоя история?

– Я пекарем был. – Засвистели канаты, выбирая якорь, и Джойд вздохнул, сомкнул ладони на рукоятках весла, отшлифованных им самим до блеска, и, приноравливаясь, покрутил. – А теперь я тяну весло – вот и вся моя история.

Глупец бьет

Джойд тянул весло, и Ярви тянул вместе с ним, и даже на его левой, увечной руке твердели мозоли. Его лицо огрубело от непогоды, а тело вытянулось, стало упругим и жестким, как Триггов кнут. Под ливень и шквал они обогнули мыс Бейла – нависшая над берегом крепость еле виднелась за завесой струй. Затем судно повернуло к востоку, в более спокойные воды – их бороздили корабли всех народов и всевозможных форм. Стремясь поскорее увидеть Скегенхаус, Ярви весь извертелся у весла.

Само собой, первыми он увидел руины эльфийских сооружений. Огромные отвесные стены, гладкие, как шелк, нетронутые у подножия бессильной яростью Матери Моря, но выше изломанные и покореженные: в трещинах блестел металл, перекрученные балки торчали как кости в распоротых ранах. Наверху стен, где лежал камень новодельной кладки, горделиво развевались флаги верховного короля.

Надо всем высилась Башня Служителей. Она высилась надо всяким сооружением и каждой постройкой вкруг моря Осколков – если не считать развалин Строкома и Ланаганда, куда не отважится ступить ни один ныне живущий. Три четверти ее головокружительной высоты принадлежало работе эльфов: каменные колонны без швов и стыков, идеально квадратные, идеально ровные, иные из огромных окон до сих пор залиты черным эльфийским стеклом.

На высоте, быть может, пятикратной в сравнении с цитаделью Торлбю эльфийская огранка была словно срезана, а после содрана. Когда сокрушали Бога, здесь плавился, а потом твердел громадными, как слезы великана, каплями камень. Впоследствии долгие поколения служителей возводили над ним венец из леса с изразцовыми башенками, помостами, балконами и просевшими крышами. Дымились трубы, и как гирлянды свисали канаты и цепи. Покрывшись пятнами от старости и птичьего помета, гниющее творение человека смотрелось чудно и нелепо в отличие от навеки ледяной безупречности своего основания.

Самые высокие купола по кругу усеивали крапинки. Похоже, голуби, такие, как те, за которыми когда-то ухаживал Ярви. Как тот, что заманил на гибель отца. Небось наперебой курлычат сообщения служителей со всего моря Осколков. А вон там уж не бронзовокрылый ли орел несет ответ на слово Верховного короля?