Полковник Касаткин: «Мы бомбили Берлин и пугали Нью-Йорк!». 147 боевых вылетов в тыл врага

22 сентября 1944 года я вылетел на свой сотый, «юбилейный» боевой вылет. Но, надо сказать, очень тяжелым он получился. Целью являлась крупная база немецких подводных лодок Болдерая в устье реки Даугавы, на западной окраине Риги.

Выход на цель был определен, мягко говоря, не лучшим образом — вдоль русла реки Западная Двина, непосредственно над тремя крупными немецкими аэродромами и южной частью города Рига. Все понимали, что нас встретит не только ПВО военно-морской базы, но еще и истребители с трех аэродромов. Так и получилось. Аккурат на подходе к Риге по нам несколько батарей открыло сильный заградительный огонь. По мере подхода к цели обстрел значительно усилился. Я еще до Болдераи не успел дойти, а прожектора вцепились в мой самолет, и вдруг вражеские зенитки прекратили стрелять. До чего это был страшный момент. В голове у меня мелькнуло, что как раз на сотом вылете и буду сбит. Самое опасное для летчика ведь было, если ты просвечен насквозь, а зенитки не бьют. Значит, в этот момент к тебе уже подходят истребители. Они тебя видят прекрасно в свете прожекторов, а ты и твои стрелки — ослеплены, и ничего вам не разглядеть.

Что делать? Ох, какой я пилотаж начал закручивать, чтобы от прожекторов уйти! И влево, и вправо, и со скольжением стал маневрировать. А мои стрелки наугад открыли заградительный огонь вдоль хвостового оперения. Смотрелось это со стороны просто как веера пламени. Мы всегда все, и верхние, и нижние, пулеметы начиняли сами. Полагалось, чтобы в ленте пули шли в таком порядке: обычная винтовочная, вторая такая же, потом трассирующая, потом зажигательная, потом опять две простые. А мои стрелки немного изменили наполнение ленты: простых патронов не брали ни одного, а ставили бронебойный, за ним зажигательный, за ним трассирующий — и все время по три таких патрона. А так как ШКАС делал 1800 выстрелов в минуту, то от наших трасс получалось просто море огня. Фашисты не особо любили рисковать нарваться на такую очередь.

Тут надо сказать, формально мои стрелки ни разу не сбивали самолеты противника. Это ведь надо было подтвердить, а такое видно, только если ты дал очередь, а «мессер» сразу взорвался. Но ведь могло быть и так, что после очереди истребитель отходил в сторону, но был уже так подбит, что летчику оставалось лишь прыгать. Ночью этого не было видно. Отвалил от нас фашист, и слава богу, дальше мы не разбирались. Но, вообще, у нас в полку были стрелки, которым действительно удавалось сбить фрицев так, чтобы их самолеты взрывались, тут уж сбития, конечно, засчитывались.

А про моих стрелков расскажу другой интересный момент. Они, как и многие у нас в полку, на бомбометания брали с собой по 5–10-килограммовой осколочной бомбе. Крыльчатку заштопорят и положат в кабине, а как штурман выходит на цель, мой Гошка открывает нижний лючок и сбрасывает следом за штурманом обе бомбы — за себя и за Ивана. Такие вот были внеплановые бомбометания у стрелков.

Но вернусь к тому вылету. Значит, каким-то чудом уже почти у самой Болдераи я оторвался от прожекторов и истребителей. Конечно, это было большой удачей, ведь с каждого из трех фашистских аэродромов встречать нас взлетало минимум по десять «мессеров».

Наконец, я очутился над целью. До бомбометания оставалось несколько секунд, когда один прожектор снова схватил наш самолет. Но было уже пора отдавать команду: «Сброс!» Наши бомбы полетели на Болдераю, и у меня стали развязаны руки. Однако вырваться из пучка прожекторов оказалось не так-то просто. Я снова вертелся, как карась на сковородке, не допуская даже секунды прямолинейного полета, чтобы не дать возможности прицелиться истребителям. И все-таки получил пару очередей от немцев. Со снижением и скольжением на полных оборотах мы уходили все дальше в море. Прожектора давно уже не доставали, но вражеские истребители все никак не хотели отвязываться от нас. Они еще раз зашли в атаку, но мои стрелки были начеку и встретили их, как положено, а я с резким снижением ушел в темную сторону неба на юг, да и от берега мы были уже километров за пятьдесят, и потому фашистские истребители на этом наше преследование закончили.

Пройдя над Балтикой южным курсом еще минут десять, мы решили разворачиваться к дому, а радисту я дал команду передать о выполнении задания.

Через минуту Иван по внутренней связи сообщил ответ: «Поздравляем с сотым, желаем еще столько же!» После посадки прямо со стоянки посыпались поздравления с «юбилейным» полетом. При входе в столовую парторг полка Иван Никитьевич Никитин вручил мне солдатский алюминиевый чайник, полный чистого спирта:

— Ну, командир, молодец! Празднуй, приглашай всех друзей!

— Спасибо, — ответил я, — только у меня друзья — весь полк.

— Ну и приглашай весь полк!

— А там закуски-то хватит?

— Да ты что, Степана не знаешь? А он прекрасно осведомлен, что у тебя сотый вылет. Для тебя-то уж он все сделает!