Полковник Коршунов

За грядой холмов спереди и справа, по движению отряда, затрещали выстрелы. Сначала звук был совсем не громкий, похожий на звук рвущегося полотна. Но горное эхо подхватило этот звук, разнесло его по ущельям и усилило до грохота.

Бойцы подхлестнули лошадей, и лошади пошли рысью. Тогда командир повернул своего коня навстречу отряду и поднял нагайку.

- Стоять! - закричал он. - Почему рысью без команды?..

Красноармейцы осаживали лошадей, теснились, строя фронт на командира. В развевающейся бурке, на своем вороном коне, Коршунов крутился перед фронтом.

- Все испортить хотите? - говорил он, и спокойный хриплый его голос слышали все бойцы. - Хотите последние силы у коней вымотать и в атаку шагом идти? Шагом рубиться хотите?

Суббота не выдержал.

- Товарищ командир! Но ведь банда там! За теми ж холмами! Ведь бой...

Выстрелы гремели, оглушительный треск рассыпался в горах, и, казалось, бой действительно совсем близко, совсем рядом, за ближними холмами.

Коршунов рванул повод и повернулся к Субботе.

- Почему разговоры? - сказал он совсем тихо. - Почему, спрашиваю, разговоры, Суббота?

Суббота молчал.

- Была команда - шагом!

Коршунов ударил коня нагайкой, заставил его сделать несколько коротких прыжков и, сдержав его, повел шагом. Возбужденный неожиданным ударом, конь слегка приплясывал, мотал шеей и шевелил ушами.

Отряд шагом взошел на вершину холма. С вершины открылся вид на другую гряду. Выстрелы гремели все чаще и чаще. Теперь казалось, что бой идет сразу за этой, новой грядой холмов. Дробно ударила пулеметная очередь.

Коршунов вел отряд шагом.

План Коршунова был очень простой: пока отделение Лобова перестреливается с бандой, Коршунов с основным отрядом приблизится к басмачам. Важно было возможно больше сократить расстояние для решительного удара. Важно было сберечь остаток сил у лошадей, чтобы атака была достаточно быстрой. Маневр этот был еще и тем хорош, что усталые бойцы, слыша перестрелку, еще до столкновения с басмачами пришли в то, хорошо известное Коршунову, боевое состояние, состояние крайне нервного напряжения, при котором люди забывают о физической усталости. При этом, так как не было у бойцов ощущения опасности, боевое состояние выражалось как бы в чистом виде, воплощалось в стремлении скорей пустить лошадей, скорей увидеть врага, скорей столкнуться с врагом. Коршунов понимал, что чем больше он сдерживает бойцов, тем сильнее овладевает ими это "боевое состояние", тем сильнее будет удар, когда командир наконец скомандует атаку. Вряд ли Коршунов смог бы тогда объяснить все это достаточно точно. Посылая Лобова и обдумывая весь план, он действовал, руководствуясь своим опытом в тактике трудной, часто неравной, войны с басмачами, войны в горах, в которой он участвовал уже несколько лет. Война эта воспитала в нем особые качества, особые навыки.

Посылая Лобова, он полагал, что Лобов прекрасно понимает весь план боя и правильно выполнит возложенную на него задачу. Особой опасности для отделения Лобова не было, так как Лобов должен был держаться в отдалении, не лезть под удар, а только отвлекать внимание банды. Басмачи же не смогли бы сразу понять, каковы силы Лобова, и наверное предполагали бы, что это и есть весь отряд пограничников. Поэтому они не решились бы атаковать Лобова.

Так думал Коршунов, и план его, при всей простоте, был очень правилен, если бы все произошло так, как он предполагал сначала. Но все произошло иначе.

Отряд спустился во впадину между холмами, когда выстрелы вдруг смолкли. В отдалении прокатилось последнее эхо, и стало тихо. После грохота перестрелки внезапная тишина показалась странной.

Коршунов даже остановил коня, прислушиваясь и не понимая, в чем дело, и весь отряд остановился за ним. Несколько минут продолжалась тишина. Фыркали лошади. Звякала сбруя. Потом за холмами раздался негромкий крик. Крик подхватило эхо. Коротко ударила и захлебнулась пулеметная очередь, и снова прокатился крик. Как бы отвечая ему, тонко завизжали какие-то голоса и щелкнуло несколько отдельных выстрелов.

Коршунов ударил коня нагайкой и галопом выскочил на вершину холма.

Бойцы, не слыша команды, остались стоять на месте. Все не отрываясь смотрели, как, низко пригнувшись в седле и погоняя лошадь, скачет на холм командир. Красноармейцы вытягивались, вставали на стременах.

Командир доскакал до вершины. Его фигура в бурке и кубанке на стройном вороном коне застыла неподвижно на фоне синих облаков. Он, согнувшись, смотрел в бинокль в ту сторону холма. Потом он выпрямился и опустил бинокль.

- Рысью ма-арш! - крикнул он не оборачиваясь.

Отряд рванулся. Лошадям передалось возбуждение всадников. Лошади бежали из последних сил, и всадники сдерживали их, не пуская в галоп.