Полковник Коршунов

- Я скажу. Мой отец - батрак. Мой дедушка - батрак. Я, Алы, тоже батрак. Я работал на баев всю мою жизнь, и я голодал всю мою жизнь. Смотри: бай камчой* выбил мой глаз только за то, что я взял молоко у его любимой кобылы. И вот бай сказал: русский - враг, пограничник - враг. Бай дал винтовку, бай дал коня, бай сказал: "Алы больше не батрак. Алы джигит". Я и он, и он, и он, и еще много бедняков поверили баям. Баи нас обманули. Я не джигит, - я батрак, как и был. Только теперь баю нужно, чтоб я не скот его пас, а чтоб я воевал. Я батрак на байской войне, потому что русский, пограничник, ты - враг не мне, а баю.

_______________

* К а м ч а - плетка.

Коршунов сидел не двигаясь.

- Я знаю тебя, - кричал киргиз. Рваный халат его развевался. - Я много слышал про тебя. Ты - Коршун-командир. Коршун-командир - хороший командир, хороший друг. Так говорят киргизы в селеньях. Я слышал. Сегодня ты победил баев. Коршун-командир - хороший командир, хороший солдат. Я видел. Вот они сидят и боятся сказать свое имя, боятся посмотреть прямо тебе в глаза. Они трусы. Они воры. Смотри, Коршун-командир, вот они...

Киргиз резко повернулся и плюнул в лицо одному из басмачей.

- Вот это Исакеев Кадрахун!

Коршунов встал.

- Хорошо, - негромко сказал он, - где остальные?

Тогда встал еще один киргиз. Он был худой, высокого роста, с длинным туловищем и длинными, как у обезьяны, руками. Сухое лицо его с резко очерченными скулами, с нависшим лбом и с косыми, широко расставленными глазами было уродливо. Ему было на вид лет сорок пять. Он спокойно посмотрел на Коршунова и заговорил неторопливо и сдержанно. Он говорил по-русски, почти чисто выговаривая слова.

- Здравствуй, Коршунов. Меня зовут Аильчинов Асан. Здравствуй. Этот кричал, что я боюсь тебя. Он врал. Я никого не боюсь, и тебя я тоже не боюсь. Я много воевал с кзыл-аскерами*, и меня никто не мог взять. Твои товарищи не знают, как воевать в наших горах, и я уходил от них и смеялся над ними. Сегодня ты победил меня, Коршунов. Ты в два раза моложе меня или, может быть, больше чем в два раза. Я хотел бы иметь сына такого же джигита, как ты. Теперь я прошу тебя накормить меня, потому что ты так быстро шел за нами, что мы не могли остановиться, и я голоден. Потом я буду еще говорить с тобой. Я могу сообщить много важного тебе и твоему начальнику. Ты передашь твоему начальнику, что я согласен на мир с вами. Мы вместе выработаем условия. Еще я прошу тебя поместить меня отдельно от них, потому что глупые люди злы на меня, и они могут убить меня ночью.

_______________

* К з ы л-а с к е р - красный солдат, красноармеец.

- Здравствуйте, Аильчинов, - по-киргизски ответил Коршунов. - Ты напрасно говоришь о мире. Побежденный должен просить пощады, а не предлагать мир. Сегодня я взял тебя. Завтра мои товарищи возьмут твоих друзей. Я тоже не умел воевать в горах. Твои друзья и ты научили меня. Что ж, спасибо! Ты просишь есть? Ты получишь еду вместе со всеми другими. Ты просишь поместить тебя отдельно от твоих джигитов, потому что ты боишься их? Тебя никто не тронет, мои красноармейцы умеют хорошо стеречь. А помещать тебя отдельно незачем. Ты не лучше других. Скорее ты хуже других.

Аильчинов молчал.

- Хорошо, - снова по-русски заговорил он, - тогда скажи мне, Коршунов, что со мной будет дальше?

- Тебя будут судить.

- Меня и всех их?

- Тебя наверное.

- И потом?

- Потом тебя расстреляют.

Коршунов задыхался от злобы. Никогда еще никого он не ненавидел так сильно, как этого басмача. Почему-то Коршунов подумал о том, что именно Аильчинов убил Степана.

- Еще прошу тебя, - сказал Аильчинов, - будь добр, Коршунов, дай мне папиросу. Пожалуйста.

- У меня нет папирос. Я не курю.

ВОРОНОЙ

Жеребенок родился ночью.

Ночью было темно, облака плыли низко над горами, недолго шел снег, и земля была белая и холодная. Мать лежала, и снег растаял под ней. Возле нее было тепло, но жеребенок дрожал и прижимался к ее раздутому животу.

Утром солнце осветило сначала только небо. Солнце было за горами, его не было видно. Горы были темные, долина была в тени, и снег не таял. Небо стало зеленое, потом порозовело, потом стало голубым, солнце взошло из-за вершины горы, и снег на вершине засверкал. Внизу, в долине, снег растаял. Трава стала мокрой. Капельки воды висели на травинках. Лошади ели траву.

Потом солнце поднялось высоко, и стало жарко. Табун перешел ближе к реке.

Жеребенок встал, и мать встала. Она облизывала жеребенка. Ноги у жеребенка были слабые. Он шатался.

В полдень приехали люди. Их было двое: один - старик в мохнатой шапке и рваном халате, другой - молодой, в войлочной белой шапке и в овчинном тулупе. Молодой пел песню. Он пел громко, и еще издали слышно было песню, сначала неясно, потом все отчетливей и отчетливей.

Мать услышала песню, подняла голову и заржала.

Люди подъехали к ней и к жеребенку. Старик ехал на пегой старой кобыле. Как только он остановился, кобыла опустила голову и начала есть траву.