Полковник Кварич

В ответ на это сквайр обозвал его глупым филином, и с помощью некоторых контрольных вопросов обнаружил, что Джордж почти ничего не понял в вещах, которые он только что с таким завидным упорством пытался ему втолковать. После чего, невзирая на протесты несчастного слуги, утверждавшего, что «от этого будет мало толку», он начал снова и повторил каждое свое слово.

Так продолжалось до самого завтрака, а после завтрака подготовленные Джорджем счета были тщательно изучены, в результате чего путаница лишь усугубилась. Либо Джордж не умел вести счета, либо сквайр ничего в них не понимал. Сидя в гостиной, Ида время от времени слышала сердитые восклицания отца, вроде тех, что мы приводим ниже:

«Ты, глупый осел, ты все неправильно сложил, это девятьсот пятьдесят, а не триста пятьдесят!» – «Нет, нет, сквайр, вы смотрите не на тот столбик, это дебеты» и так далее, пока обе стороны не устали, и ясно было только одно: баланс был в минусе.

– Ну вот, – произнес, наконец, сквайр, – теперь ты видишь. Похоже, я окончательно разорен, и, честное слово, во многом из-за твоей глупости. Ты все путал и путал, и напутал так, что теперь из-за твоей путаницы нас выгоняют из дома.

– Нет, нет, сквайр, не говорите так… не говорите так. Я тут ни при чем, я всегда был вам хорошим помощником, даже если я не слишком учён. Это все ваши чертовы ссуды, вот в чем беда, и проценты по ним, и все остальное, и, хотя, наверно, мне не следует говорить такое, бедный мистер Джеймс, да упокоит Господь его душу, и его мотовство. Только не говорите, что это я сказал, сквайр.

– Ладно, не будем спорить, – ответил его хозяин, – какая разница, чья это вина. Результат один, Джордж, я разорен, и поместье пойдет с молотка. Если, конечно, найдется желающий его купить. Де ла Молли жили здесь почти пять веков, после того как получили замок и земли в качестве приданого, женившись на представительнице рода Буасси, которые, в свою очередь, получили его от нормандских королей. И вот теперь оно пойдет с молотка и его купит какой-нибудь прощелыга, торговец картинами, или производитель бренди, или кто-то в этом роде. Увы, у всего есть конец, и да сбудется воля Божья.

– Нет, нет, сквайр, не говорите так, – взволнованно ответил Джордж. – Я не могу слышать, когда вы так говорите. Тем более что это не так.

– Что ты имеешь в виду? – резко спросил старый джентльмен. – Это именно так, если мы не найдем тридцать тысяч фунтов или около того, чтобы выкупить эти закладные. Хонэм уже ничто не спасет, кроме чуда. Ты ведь сам привык говорить, мол, что-то да подвернется.

– В таком случае чудо произойдет, – сказал Джордж, с глухим стуком опуская на стол кулак, мощный, словно баранья нога, – и даже не пытайтесь спорить со мной, сквайр. Я это точно знаю. Говорю вам, пока мы живы… нет, пока живы наши дети, в замке никогда не будет никого, кроме де ла Моллей. Если нужно найти деньги, разрази меня гром, они будут найдены. Или вы думаете, что всемогущий Господь собирается поселить в вашем замке какого-то приказчика, и это после того, как благородные люди жили здесь несколько веков? Говорю вам, что нет. И это истинная правда, потому что я знаю, что это так, и помоги мне, Боже, если я ошибаюсь.

Сквайр, который раздраженно мерил шагами комнату, внезапно остановился и пристально посмотрел на своего слугу, на его благородные черты. Несмотря на предрассудки, простодушие и случайные нелепости Джорджа, он был по-своему умен и прекрасно разбирался в человеческой натуре. Даже его предрассудки основывались, как правило, на некой твердой почве, иное дело, что до нее обычно бывало трудно добраться. Имелась у него и изрядная доля того удивительного инстинкта, который, при его наличии, с точностью анероида чувствует нравственную высоту других людей.

Он мог легко определить, когда человек говорил правду, а когда лгал. Более того, определял, когда истинность правды и ложность лжи зиждились на прочной основе факта или на ошибке. Конечно, инстинкт этот был смутным, и по своей природе с трудом поддавался определению, но в данном случае он проявил себя во всей своей силе. Пристально посмотрев на уродливое, меланхоличное лицо верного Джорджа, сквайр отметил, что в данный момент оно было почти прекрасно, озаренное светом убежденности, который оно излучало. Всего один взгляд, и сквайру стало ясно: Джордж говорит правду. Более того Джордж знал, что это правда, хотя и не ведал, откуда взялся этот свет истины, и, пока сквайр смотрел на него, половина тяжести свалилась с его души.

– Эй, Джордж, да ты, я смотрю, вдобавок к своим другим занятиям решил превратиться в пророка? – весело спросил сквайр, и не успел он произнести этих слова, как у дома остановилась великолепная гнедая лошадь Эдварда Косси и звякнул дверной колокольчик. – Ну что же, – добавил он, как только увидел, кто был его гость, – если я не ошибаюсь, мы скоро узнаем, сколько правды в твоих пророчествах, потому что сюда пожаловал сам мистер Косси.