Полковник милиции Владислав Костенко. Книга 5. Тайна Кутузовского проспекта

– А косметичку она где держала? – поинтересовался Костенко. – В ванной?

– Там у нее всякие мыла, что пену дают и сосной воняют… Я-то в баню хожу, она меня не пущает, говорит, что…

Глинский настойчиво поинтересовался:

– Что она говорит?

Костенко укоризненно глянул на него, спросил:

– Как шоколадка, бабулечка?

– Страсть как скусная… Я уж ее приберегу…

– Пенсию вам сколько платят?

– Пятьдесять шесть… Спасибо родной партии и правительству… Раньше-то я сорок получала, ну а сейчас как сыр в масле катаюсь, и сметанки можно взять, и сливочек, яички теперь не битые беру… В капитализьме мрут старики с голоду, а мы старость чтим…

– Так вот о красках Людиных, – аккуратно повторил Костенко, – она их на столе держала?

– Нет, на трюме… Чтоб всю себя разглядывать… Особливо когда елочные украшения клеила…

– Какие еще елочные украшения? – не очень-то сдерживая раздражение, спросил Глинский…

– А это когда на лице разного цвета блесточки сияют… На лбу синяя, на щеке желтая, теперь так полагается, вроде закон вышел в защиту женщин, чтоб красоте были прилежны…

– Бабуль, а Мишаня к ней когда звонил? Ястреб?

– Так он завчера звонил! Точно, звонил! Я еще уморилась: «Я, грит, Ястреб»… А я возьми да ответь: «Ты – ястреб, а я – кукушка»…

– Он вечером звонил, да?

– И то верно… Приехал к ней, дверь заперли, меня в чулан замкнули, ну и… Дело молодое, все такими были… Только раньше потайному, а теперь бегом да бегом, а в торопливости какая тайна? Одно бесстыдство…

– Ушел-то он поздно?

– Рано ушел… Поутру… Люда ему еще отнесла рюмку для поправки. Печенье и рюмашку, это я точно помню… Она печенья мне не дает, говорит, для здоровья старикам плохо…

– А где ее большая записная книжка? – тихо спросил Костенко.

– Так ведь здесь же, на столе должна быть…

Большой книжки тоже не было…

…Дома у Мишани Ястреба (жену увезли на «скорой помощи», подозрение на обширный инфаркт) остался сын Мишка – до синевы бледный, трясущийся; сказал, что большую телефонную книжку папка взял с собой; все утро звонил куда-то, занято было, а потом плюнул, положил ее в «дипломат» и пошел в киоск.

– Кто ж папку-то моего? – Мишка сжал кулачки (не в пример отцу был худенький и жилистый). – За что?

– Ищем, Миш, – ответил Костенко. – Ты помнишь меня?

– Как не помнить?! Папка вашу фотографию всегда держал, заступник, говорил…

– Где эта фотография?

– В столе.

– Достань.

– А ее при обыске забрали… Пообещали, что завтра вечером вернут, только копии сделают.

– Тебе сколько? Тринадцать?

– Четырнадцать.

– Деньги есть?

– Мама оставила.

– Сам готовить умеешь?

– Мы с папкой сами мясо жарим… Жарили…

Костенко вырвал листок из блокнота, написал свой телефон:

– Звони, Мишка… А если кто будет расспрашивать про обыск – это не потому, что против отца у нас зло… Полагается так… Начнут расспрашивать, а ты трубочку положи, крикни, мол, суп выкипает и звони от соседей вот по этому номеру: «Срочно для товарища Глинского»… Понял?

– Это чтоб посечь того, кто звонит?

– Точно.

– А папку когда домой привезут? – глаза у мальчишки были полны слез, по-прежнему бил озноб, но – сдерживался, не плакал.

– Папка твой крещеный был, Мишка, его надо в церковь везти, а не домой… Я помогу… Договорюсь с батюшкой, там и отпоют его, и все будет по христианскому обряду… Дома тебе не надо его держать, чти отцовскую веру, сынок…

В НТО на Петровке работа еще не кончилась, но Галина Михайловна (боже ты мой, что бессонница делает с женщиной, «Галочка», «Галочка», а она старуха совсем), запомнив три главных вопроса, которые интересовали Костенко, сказала ему:

– Шило, которым убили Ястреба, сделано из особо прочных металлов с добавлением компонентов, употребляемых в радиопромышленности.

– Металлы фондируемые?

– Не просто фондируемые, а строго фондируемые… Часть идет на Байконур, каждый грамм на счету.

– Что дает добавление такого металла?

– Максимальная крепость орудия убийства… Проходит сквозь кость, о ребрах и говорить нечего… Теперь второе… Судя по стертостям внутреннего кармана пиджака, там находилась записная книжка – красного цвета, очень старая, неотечественного производства… Изымали записную книжку в резиновых перчатках – советских, у нас же не резина, а визитная карточка вселенского бардака…

Костенко вздохнул:

– Галочка, бардак в первую очередь отличает как раз порядок.

– У вашего поколения страсть к прямолинейным сталинским формулировкам, Владислав Романович.

– Увы. Хотя сейчас многие по нему вздыхают: алчут порядка.

– Пусть тогда добровольцы едут восстанавливать концлагеря.

– Зачем? Если что случится – будут косить из пулеметов… Учтут уроки прошлого: Иосиф Виссарионович оставил много свидетелей… Что-нибудь еще есть?

– Да. Вы просили поработать с «Волгой» летчика Аэрофлота Полякова… Так вот, его номер сворачивали инструментом с примесью такого же радиокосмического материала, который обнаружен на следах, оставленных шилом… На машине Полякова никто не ездил, это мы установили точно…