Полковник милиции Владислав Костенко. Книга 5. Тайна Кутузовского проспекта

– А потому, что он сидел вместе с Ястребом… А Зою Федорову мучили садисты… И работал этот человек на руднике Саблага, где добывали тот металл, из которого сделаны шило и отвертка… Что из себя представлял Бакаренко?

– Говно. После ареста Берии развалился до задницы, руки тряслись, плакал…

– Тогда он боялся, что посадят, теперь-то страх прошел…

– Почему вы у Назаряна сказали, что у вас нет фото?

– Потому, что не знал о вашем участии в работе по Федоровой.

– Вот моя карточка, – сказал Ромашов, протянув Костенко визитку. – Давайте я допишу домашний телефон. Звоните, если чем могу быть полезен. От Назаряна ответ получите завтра. Металл действительно с рудников Саблага. Этого, однако, в назаряновском заключении не будет. Если встретитесь с Бакаренко, я дам вам заявление старого большевика Савушкина – на этом он дрогнет.

…На Петровку, после того как Костенко нашел домашний адрес Бакаренко, эксперты позвонили с квартиры Люды: ножичек для разрезания страниц книг сделан из такого же металла, что и шило с отверткой.

Ну, Хрен, теперь держись, подумал Костенко, теперь я на тебя кандалы надену, сука! Тогда от вышки ушел, сейчас не открутишься, курвин сын…

С таким настроением он и пошел к заместителю начальника МУРа:

– Разрешите войти внештатному консультанту, товарищ подполковник?

Заместитель начальника в свое время стажировался у Костенко, прилюдно величал «Мастером». Сейчас, не поднимая глаз от бумаг, разложенных на столе, сухо ответил:

– Да, пожалуйста… Присаживайтесь, я закончу работу, а потом побеседуем.

– Ты потом доработаешь свои вшивые бумаги, – с холодной яростью ответил Костенко. – А сначала поговоришь со мной, ясно?

Подполковник медленно поднял голову – круглую, с приплющенными ушами боксера и свернутым носом. Глаза у него были страдальческие, растерянные, бегающие.

– Я завизировал бумагу, что ты руководишь работой как главный научный консультант, Мастер. С правом на проведение оперативных мероприятий… А меня вызвали на ковер, и я с боем отстоял для тебя титул «внештатного консультанта»…

– Кто на меня попер?

– Не отвечу. Хоть казни…

– Причина?

– Ты с Мишаней Ястребом дружил?

– Если не будет кощунством соединить такие понятия, как «дружил» и «профилактировал», я дам тебе положительный ответ.

– Ты знал, что он купил завскладом той типографии, где печатают самые дорогие ротапринтные издания?

– Нет.

– Но ты знал, что он ими торгует из-под полы?

– Догадывался.

Подполковник достал листок бумаги:

– Это нашли у Ястреба при повторном обыске: «Костенко – в подарок – набор ротапринта».

– Ты знаешь, что я его два раза сажал на скамью подсудимых?

– Да. Но при этом просил прокурора не вертеть ему на полную катушку.

– И судей просил, потому как советская власть виновна в том, что он стал вором в законе: отца расстреляли, мать спилась, он уму-разуму учился в детприемнике.

– Романыч, поменяй имя на Дон Кихота. Ты что, дитя? Не понимаешь, что высшая благодать у нас – схарчить своего?

– Понимаю. Объясни: что входит в функцию «внештатного консультанта»?

– Ничего не входит! Ни-че-го! А Строилов – сука, чей-то сыночек или племянничек! Но поскольку мозгом дела – так или иначе – будешь ты, он получит внеочередное звание и тему для диссертации! А тебя потом разберут на парткоме. И вклеят связь с уголовным элементом! Не понятно, что ль?

– Где Мишанину бумажку нашли?

– В мусоросбросе.

– Больше ничего?

– Нет.

– Почерк его жены взяли?

Подполковник вздохнул:

– Нет, конечно… Чего не подсказал?

– Только сейчас допер… Может, она какие телефоны для него записывала…

– И еще: стоило тебе влезть в дело, как на город повесили два убийства: Ястреб и Людка. Думаешь, приятно? Звонки, запросы, вызовы…

– Объясни мне еще раз мои права – в новом качестве.

– Давать идеи, когда потребует Строилов.

– И все?

– И все.

– Правом контроля за реализацией своих идей я не обладаю?

– Ты ничем не обладаешь. Никакими правами… Операцию ведет Строилов.

– Передай ему от меня привет… А я уж лучше вернусь к себе в библиотеку… Приобщусь к динамиту знаний… Жаль, что Мишаню погубили… Он ведь на Хрена вышел, через Людку вышел… Их поэтому и убрали… Ребенку ясно… Ты завтра из Цветмета ответ получишь, придержи у себя на час, дашь взглянуть, ладно?

Подполковник покачал головой:

– Нет, Романыч. Я по горло с тобой нахлебался. Не проси, не ставь меня в сложное положение, шкуру снимут.

– А когда ты у Розки дох, – вздохнул Костенко, – с меня шкуру не снимали? Она ведь «малину» держала, и санкции тебе никто не давал, чтоб ее трахать! Я это на себя взял?! Или нет? А когда ты выступал на бегах, пьяный в лоскуты, я на себя это ЧП взял?! Или, может, кто другой?!

Костенко поднялся и вышел из кабинета, яростно захлопнув за собою дверь.

…В квартирке, где ютились «афганцы», Костенко спросил, кто здесь старший по званию. Им оказался Игорь, капитан, инвалид второй группы, двадцать восемь лет. Принимал со сдержанной солдатской доброжелательностью, открыто.

– Я хочу представиться, – сказал Костенко, протянув свою пенсионную книжку. – Из Афганистана меня выслали через пять дней после введения наших войск…

– Были советником в «Царандое»[1]?

– Да.