Полковник Ростов

– Эта дура Хофшнайдериха думает, что русские пожалеют ее, когда придут в Берлин, простят из-за украинки грабеж на Востоке. Как бы не так!.. Я как-то намекнул Магде, отправь, мол, украинку эту на ночь ко мне. Взъелась, разоралась, она мне, зашипела, как дочь… Дура.

Помнишь, в сороковом, казус юридический в Кенигсберге?

Вспомнили. Посмеялись. Казус был удивительным, судьи ломали головы.

Немка спуталась с евреем, чистосердечно полагая, что тот – настоящий ариец. А еврей не менее чистосердечно полагал, что девка, с которой он спит, еврейка, скрывающая свою расовую неполноценность, причем начал на следствии приводить убедительные доводы, но и девка доказывала свою правоту не менее искусно…

Перешли к более срочным делам. Ойген взорвался, изливая ярость на офицерье, на трусливых и жадных генералов, которые хотят соблюсти невинность, отвергая капитуляцию. Никак не хотят понять, что иного выхода нет, самое время спасать промышленность и рабочие руки, крах

Германии неминуем, ее возродят уцелевшие заводы и исконное умение немецких рабочих производить машины. Заводы и люди с заводов – они и есть Германия. А у генералов одно на уме: как сохранить оклады и должности да когда стакнуться с англосаксами.

Горькие слова – и тем горше слушать их Ростову от Ойгена, ни разу не побывавшего в офицерской или генеральской шкуре. В том горечь, что прав он, прав! Военная промышленность Германии ныне выпускает танков и самолетов втрое, вчетверо меньше, чем СССР, и десятую часть того, что дает индустрия США, и при всем том – вчетверо больше довоенных показателей. Только какой-нибудь политический изыск в состоянии сохранить Германию по крайней мере в границах 1935 года и с промышленностью, способной мало-мальски удовлетворять нужды обнищавшей страны. Но для этого надо убить Адольфа, и в том беда, катастрофа даже, что убирать Гитлера с поста канцлера нецелесообразно сейчас, когда обстановка на фронтах тяжелая, все помнят о предыдущей войне, проигранной по вине разных социалистов, вонзивших нож в спину доблестных камрадов. Несколько раз Ростову предлагали – вскользь как бы, мимоходом, между прочим, не требуя немедленного согласия, – предлагали пополнить собою ряды истинных немцев, готовых голову свою положить ради спасения Отечества.

Ростов, понимая намеки, отвечал по-разному, но смысл всех ответов сводился к тому, что да, он согласен, так не может ли собеседник направить его на Восточный фронт, туда, где решается судьба

Германии, а то сидит и сидит во Франции и Бельгии. И вербовщики торопливо отходили от него, иногда – с кривоватой улыбкой. Что кое-кто из них подослан гестапо, само собой разумеется, хотя тайной полиции запрещено вникать в настроения и жизнь офицеров вермахта – даже при существующем при управлении безопасности отделе по связям с вермахтом.. Но раз уж кадровые офицеры объединились, то выстроятся они по ранжиру и на правом фланге – видный генерал, прославленный на полях сражений, любимый нацией, и кто этот генерал или фельдмаршал…

– Вицлебен, – тихо произнес Ойген, наклонясь к сидевшему напротив

Гёцу. – И Бек. Который хочет быть штатским, то есть государственным, деятелем, возвышающимся над генералами. Но на ту же роль метит и

Герделер. Трусливая зануда, но… Но за ним та вонючая прослойка знати, которая и составляет суть Германии, ее неистребимое высокомерие… Та, к которой и мы с тобой принадлежим…

За коньяком и сыром Ростов услышал новость: Адольф Гитлер, солдат

Первой мировой войны, не может забыть свою винтовку и противится всем намерениям Шпеера полностью вооружить вермахт автоматами, которых сейчас всего два на отделение. Солдат есть солдат – и тот же

Гитлер запретил досмотр вызываемых им с фронта воинов, награжденных

Дубовыми листьями к Рыцарскому Железному кресту, но полковник

Штауффенберг, отмеченный более скромными наградами, тоже избегнет досмотра, и если объявленная форма одежды предусматривает личное оружие, то пистолет будет при нем, слева на ремне, заряженный, всю обойму можно всадить в Адольфа.

– Такое дело взвалили на калеку! Он же с пистолетом не управится, если бомба не взорвется! (Ростов не разделял этих страхов: еще как управится, он, фон Ростов, лично в мюнхенском госпитале научил

Клауса одной трехпалой рукой изготавливать пистолет к бою.)

Украинка пригласила к столу, к явно запоздавшему обеду (отключили воду), говорила – не мог не заметить Ростов – почти без акцента.

Бунцлов сослался на гастрит и удовлетворился жиденьким бульоном.