Прежде всего в Берлине! А затем уж расширить ее до передовых линий действующей армии. Но если нет возможности использовать разработанный армией резерва план, то существует же традиционный способ: объявить боевую тревогу по Берлину, привести в повиновение все воинские части и министерства, все подразделения СС, и явным, ощутимым признаком обретения новой властью своих полномочий будет контроль над РСХА, над всей имперской безопасностью.
Уже 14.35 – и никаких следов того, что введено особое положение в столице. “Майбах” в очередной раз проехал по центру, свернул к партийной канцелярии, подался на Принц-Альбрехтштрассе. Тишина!
Обычное шевеление людей, от дома
№ 8, где руководство имперской безопасности, не отлетают мотоциклы с гонцами, в сумках везущие грозные пакеты, на Мазуреналлее то же спокойствие, а ведь препятствовать анархии и брожению можно только господством в эфире и в печати; министерство пропаганды можно брать голыми руками, любой прохожий способен войти в здание, подняться на этаж, где Геббельс, и застрелить идеолога и трибуна, а если прохожий еще подобьет на переворот двух-трех человек с хорошими нервами и пистолетами, то они укокошат кое-кого в студии, сварганят экспромтом какой-нибудь текст с призывом кого-то там расстрелять и проговорят его перед микрофоном. Германия вздрогнет по меньшей мере.
Но такого прохожего в Берлине не нашлось. “Майбах” свернул в
Шенеберг, покрутился у главпочтамта на Винтерфельдштрассе, Ростов заглянул туда: полное неведение, а через столичный, более того, имперский узел связи можно пустить сотни внеочередных телеграмм.
Время идет – и ни одного самолета в небе, ни одной воинской части на улице; органы управления столицей и периферией работают в неприкосновенности, все пребывает в полной безопасности и не ощущает угроз, да и никто – это уже ясно – не покушается на власть в столице страны, ведущей яростную борьбу за выживание на планете.
Так жив ли Гитлер? Из телефона-автомата позвонили Ойгену, тот подтвердил уже известное: какой-то все-таки взрыв произошел, но
Штауффенберг уцелел и летит к Берлину, “Хейнкель” в тринадцать с чем-то поднялся в воздух, будет в Берлине около 16.00.
Надо бы – для полного уяснения – заехать в полицай-президиум, и на
Александерплац “майбах” остановился на минутку-другую там, где несколько дней назад Ростов приглашал “голубого ангела” в машину.
Стало горько, как только вспомнил девчушку, погибшую в бомбежке,
“связницу”, по жизненной нужде ставшую артисткой, в тельняшке на исхудалом теле плясала и пиликала на скрипке в метро… Вовремя подъехали к полицай-президиуму, шла смена караула, никто не обращал внимания на Крюгеля, знакомого со всеми шоферами берлинской знати,
Крюгель и сообщил: по всем приметам тот, кого Ростов называет Гизи, уже побывал у Хелльдорфа и убыл на Бендлерштрассе.
Туда и покатили, у дома на Ульменштрассе покинули “майбах”, подумали; переставили все-таки машину, отогнали ее еще подальше, к
Ландверкканалу. В здание вошли через парадный вход центрального портала; “Это – со мной!” – указал на Крюгеля Ростов, пальцем ткнув за спину: за ним возвышалась статная фигура ефрейтора с непробиваемым “Демянским щитом”. Ключ от кабинета был получен заранее, на 3-й этаж, где командующий армией резерва и начальник штаба Штауффенберг, поднялись, обозрели коридор и ответвления от него, закрылись. Ростов достал схему, показал Крюгелю, где шкаф телефонной коммутации, печать или пломбу с него можно срывать смело, скоро до них дела никому не будет.
В очередной раз Крюгель обвинил себя в дурости: ну зачем поперся в
Целлендорф десять дней назад?
– Хватит! – прикрикнул Ростов. – За дело, ефрейтор! Пятнадцать месяцев назад, в Тунисе, я на ходу прыгнул в мимо проезжавшую машину. И до сих пор не могу покинуть ее.
Работа заняла двенадцать минут, Ростов подсоединился к аппарату
Фромма, а тот запараллелен с телефоном Штауффенберга. Кабинет закрыли изнутри. Кто-то, проверяя, дернул дверь, удостоверился, что за ней никого нет, и успокоился. Ростов осторожно поднимал трубку зазвонившего телефона, узнавал новости, бережно опускал ее и все услышанное сообщал Крюгелю. Был и второй телефон, ни разу никто не звонил еще, аппарат этот держал Ростов для связи с Ойгеном, который носится сейчас по городу.
– Господин полковник, разрешите узнать, зачем мы здесь? И кто наши враги? Кто друзья?
– Пока – все враги. Я жду точного и достоверного известия о смерти
Адольфа Гитлера, это освободит меня от присяги и даст свободу действий. Тебе лично известие это ничего не даст, потому что ты русский шпион и присягу давал Сталину! – жестко заключил Ростов, набивая какими-то бумагами первую попавшуюся под руку папку. – Будешь курьером носиться по этажам – вынюхивать и высматривать.