Проявлявший чудеса сноровки и сообразительности Крюгель слова эти донес до Ростова, которого более заинтересовало другое сообщение от неутомимого и вездесущего ефрейтора, этот успевал обзванивать бывших друзей из гаражей министерств; установлено: Гиммлер вызвал из
Берлина в Растенбург химиков-криминалистов, способных определить состав взрывчатки. Кто ее принес – это рейхсфюрера СС почему-то не интересовало.
Слухи о разговоре Гитлера с Геббельсом, какими бы ложными они ни были, побудили Фромма отважиться на звонок в Ставку. На этот раз к телефону подошел сам Кейтель, и Ростов узнал его голос, голос пожилого, вышколенного кельнера, прикрепленного обслуживать столики для особо почетных гостей. На прямой вопрос Фромма фельдмаршал ответил – было уже 16.10, – что Гитлер легко ранен, всего лишь; в голосе проявилась некоторая заинтересованность, когда прозвучало:
“Кстати, а где ваш полковник Штауффенберг?” Фромм ответил незнанием.
(Видимо, в Ставке творилось нечто невероятное, раз не догадываются позвонить на аэродром.) После двадцатиминутной паузы капитан
Клаузинг отправился на узел связи с первым текстом приказа по армии резерва, и текст был ему возвращен по неизвестным обстоятельствам.
(“Ублюдки!.. Нашли кого посылать!”) Повторно отправленный текст уже не содержал категорического утверждения о гибели фюрера. За первым текстом последовали другие, все они подписаны были генерал-фельдмаршалом Вицлебеном, хотя тот еще на Бендлерштрассе не прибыл.
Творящееся на 3-м этаже ефрейтору напоминало демянский котел: офицеры вопят, призывая солдат подниматься в атаку, а сами носа из окопа не высовывают.
– Слишком много полковников, – подытожил он свои наблюдения, а затем спросил: – Что будем делать?
– Не знаю, – хмуро ответил Ростов, глядя в окно, выходящее на улицу; жители домов не подозревали, какой Германия станет к утру, а Ростов уже не сомневался: Германия останется Германией, прежним Третьим рейхом, поскольку Адольф Гитлер жив и невредим; будь иначе – сам
Кейтель приказал бы ввести в действие план “Валькирия”. Произошло чудовищно невероятное событие – взрыв не умертвил фюрера, а все те, кто готовил покушение, рассчитывали на обязательное совпадение двух событий: взрыв и гибель Гитлера. Поэтому сейчас начнутся курьезы, комедийные нестыковки, под ногами станут путаться случайные люди. А уже подняты по тревоге гарнизон Шпандау, училища – танковые в
Крампнице и Вюнсдорфе, сухопутные – пиротехническое и оружейно-техническое, охранный батальон… Приведены в полную готовность надежда Штауффенберга – 4-й учебный батальон в
Дебериц-Эльсгрунде, обученный штурмовым атакам в условиях города, и танковое училище в Гросс-Глинике. Все полны решимости выполнять поставленные приказом задачи, то есть “подавлять сопротивление”
(Ростов хмыкал и поплевывал).
Ждали прибытия Штауффенберга, Хефтена и Штиффа, звонок из Рангсдорфа
– в трубку кричал Хефтен – всех удивил: прибывшие из Ставки не нашли поджидавшего их “мерседеса”, и где машина – никто не знал!
(“Олухи!”) Послали другую, причем Штиффа в самолете не оказалось, он остался в Ставке – на растерзание, потому что любой установит, что в портфеле его – следы взрывчатки. Еще до приезда Хефтена и
Штауффенберга охране здания дано жесточайшее указание полковника
Квирнгейма: перекрыть все входы и выходы, никого к министерству не подпускать, войскам СС оказывать жесточайшее сопротивление.
Приказ Мерца фон Квирнгейма поубавил Крюгелю прыти. Он понуро опустился на стул перед курившим в кресле Ростовым. Предложил бежать, пока не поздно, еще можно беспрепятственно покинуть здание через главный вход, там ждут Штауффенберга и Хефтена, через него впускают вызванных Ольбрихтом офицеров, к тому же вот-вот прибудет
Вицлебен. Пока же по коридору шатаются людишки, которые не знают, как вставлять магазин в автомат. Одного малахольного типа он опознал: Фриц Дитлов фон Шуленбург – тот, что совещался на
Тицианштрассе 16 июля.
– Господин полковник, – жалко произнес Крюгель, – в демянском котле я стал мудрым, так позвольте дать вам совет и себе заодно: пора отходить под натиском превосходящих сил неприятеля. Короче, чего нам ждать, когда и так все ясно?
– Не все ясно. Не все.
Ясность наступила с приездом Штауффенберга, разъяренного тем, что армия бездействует. Гитлер мертв – орал он на весь этаж, и ему начинали верить. (Уши Крюгеля стояли торчком.) Но выяснилось обстоятельство, многое сказавшее Ростову. Совещание в Ставке из-за визита Муссолини началось на полчаса раньше, не в 13.00, а в 12.30, и не в бункере, а в летнем павильоне; взрыв наблюдали спешно покидавшие Ставку Хефтен и Штауффенберг, в самолет они сели сразу после 13.00. Следовательно, взрыв произошел где-то около 12.40, и тогда разговор Гитлера с Геббельсом мог в 13.00 состояться. Гитлер жив, что бы ни утверждал Штауффенберг. Вся убойная и ударная сила взрыва ушла на разброс дощатых стен.