Вот только с пустыми руками к полковнику идти некрасиво, размышлял Василевский, поглощая жареную картошку. Придется выполнить свое обещание и сдать ему горе-химиков, прикормленных Тумановым. Как их, дай бог памяти? Виталий Васильевич – это тот, что помоложе, на машину копит. И Павел Евгеньевич – этот уже в годах хрыч, внучку поднимает, в МГУ она у него учится, молодчина. Выучится – станет такой же умной, как дед, будет в подпольной лаборатории у какого-нибудь ханурика работать. Вот только...
Василевского прямо потом прошибло. У него снова лихорадочно заколотилось сердце. Как же он не сообразил этого раньше! Хотя, ясный перец, раньше ему было не до того. Своя рубашка, как говорится. Но теперь пришла пора подумать и о ближнем. Может быть, не сразу, но Туманов сообразит расправиться с химиками. Может, и не сообразит, конечно, – других забот по горло, но вариант этот предвидеть следовало. Нужно срочно найти обоих доцентов и уговорить их явиться в ментовку с повинной. Не сладко, конечно, но по сравнению с тем, что может учудить Туманов, просто санаторий.
Может быть, еще не все потеряно, и он успеет. Вряд ли его сейчас станут искать у химиков, с которыми он и знаком-то был, как говорится, по долгу службы. Правда, он непосредственно участвовал в организации их рабочего места, подыскивал помещение в одном из промышленных районов Москвы. На одном прогоревшем производстве ему удалось за весьма умеренную плату и по чужим документам арендовать бывшую лабораторию. Там даже инвентарь кое-какой сохранился. Химики подсказали ему, что нужно еще приобрести, – он и это обеспечил. А в их непосредственных злодейских делах Василевский не участвовал – он в ядах ничего не понимает. И если теперь он явится к полковнику с главными отравителями под ручку, да еще и расскажет о злодейских замыслах тумановских прихвостней, ему может улыбнуться фортуна. Во всяком случае, если полковник останется доволен и сдержит свое слово, Василевского оставит в покое налоговая, и все денежки будут при нем. А если Туманова посадят надолго, со своими деньгами он сможет начать новую жизнь. Где-нибудь в Словакии, например. Говорят, там очень даже неплохо, а культура – не сравнить со здешним бедламом. Просто бандитская страна какая-то, Чикаго.
Ехать обратно в Москву на своей тачке было безумием – теперь у Василевского руки не дрожали, но он слегка захмелел. Хрен редьки не слаще, как говорится. Таким образом привлекать к себе внимание Василевский не хотел.
Ему удалось сговориться с местным таксистом, мрачным, плохо выбритым парнищей лет тридцати пяти, с красными, будто обмороженными руками. Вид у таксиста был такой, словно он несколько лет скитался по золотым приискам, отбиваясь от конкурентов, но в результате остался ни с чем и теперь вынужден от безысходности подрабатывать частным извозом. Василевскому сейчас требовался именно такой отчаянный помощник. Правда, водила запросил такую цену, как будто собирался ехать на край света, но Василевский не спорил. В душе он понимал, что поездка того стоит. К тому же по некоторым приметам он смог предположить, что его новый знакомый сможет пригодиться не только в качестве шофера. Так, например, когда Василевский поинтересовался, не возит ли Семен (так звали таксиста) с собой чего-нибудь тяжелого на случай обороны, тот откликнулся с охотой и сказал с тяжелой кривой усмешкой:
– Тяжелое – не тяжелое, но если приложу, то мало не покажется! А что, есть опасения?
Опасения у Василевского были. Он оценил молчаливое согласие Семена разделить эти опасения, однако понимал, что такая готовность стоит дорого, и накинул еще сверх счетчика. После этого мрачная физиономия Семена даже словно бы чуть-чуть просветлела. Не откладывая дела в долгий ящик, они поехали.
С расспросами Семен не приставал. Он мог, видимо, молчать часами без особого вреда для здоровья. Василевскому сейчас тоже не хотелось разговаривать. И вообще, он решил поберечь силы, представляя себе, сколько придется рассказывать в кабинете следователя.
Первым делом в Москве Василевский позвонил одному из химиков. Он подумал, что пожилой человек Павел Евгеньевич должен сидеть дома. Однако он ошибся. Жена старого хрыча сообщила, что Павел Евгеньевич ушел на работу.
«Идиоты! – подумал про себя Василевский. – Кажется, они, как в советское время, продолжают ежедневно таскаться в эту чертову лабораторию отсиживать часы! Ударники капиталистического труда! На тринадцатую зарплату рассчитывают, что ли? Лучше бы подумали о том, как спрятать подальше свои задницы, лохи беспросветные!»
– Давай, гони в Тропарево! – распорядился он, называя таксисту адрес «секретной» лаборатории.
На самом деле всей секретности в их лаборатории было всего лишь строгая надпись на дверях «Посторонним вход воспрещен!», но и без нее мало у кого возникало желание совать нос в эту скучную богадельню, где среди стекляшек и спиртовок горбились ботаники-интеллигенты. Никто ведь и не подозревал, чем они тут занимаются.