Но как ни легок был дружеский хлопок, лицо Агапа тут же скривилось от боли. Впрочем, он всячески постарался это скрыть. Ну а Добрыня — не заметить.
Глава 5
Западня
— Уважаемый совет, вот тут боярин Карпов вещает нам о том, что дела у Пскова не так чтобы и плохи. О том он говорил и прошлым летом, когда наша торговлишка рушилась, твердит и сейчас. А меж тем это не так, — убежденно произнес боярин Горячинов.
— Ну, о твоей любви к Карпову, Яков Игоревич, ведомо всем, — скептически заметил старейший из бояр, Офросимов.
Представитель старинного рода, чьи отпрыски уж не одно поколение занимали высокое положение в Пскове и неизменно входили в состав совета, Сергей Гаврилович в свои семьдесят пять всегда был ярым сторонником Москвы. Сегодня он возглавлял самую влиятельную партию. Из семи псковских бояр трое были его союзниками. А если учесть то, что и на княжеском столе восседает младшая сестра русского царя, которая любима и почитаема народом, то, казалось бы, москвичи победили и им под силу вертеть Псковом как заблагорассудится. Но не все так просто.
Ушлые шведы захватили Великие Луки. И Псков вновь отрезало от Русского царства, как во время противостояния с Новгородом. Княгиня вроде и сестра царю, но под его руку особо не стремится. И причина кроется в том, что она безмерно любит Карпова. Этот же вместе с Пятницким ратует за независимость Пскова, словно он может в одиночку выстоять против сопредельных держав.
А тут еще и Горячинов все никак не уймется, хотя проиграл вчистую. Представители этого рода всегда выступали за тесную дружбу с Новгородом. А от Новгородской земли нынче остались рожки да ножки. Немалую часть захватили шведы, а остальные территории поспешили сами уйти под руку русского царя. Горячинов же, вместо того чтобы примкнуть к одной из двух партий, продолжает держаться наособицу. Ну и желчью брызжет во все стороны, как старик. А ведь ему только тридцать пять годочков.
— Сергей Гаврилович, уважаемый совет, я никогда не стремился к дружбе с Карповым, — возразил Горячинов. — Более того, мы всегда были противниками. И не думаю, что нам суждено примириться в будущем. Потому как я уверен, что он желает склонить Псков под себя и утвердиться на княжеском столе самодержавным правителем. И так уж выходит, что чем хуже наши дела, тем ему лучше.
— Много говоришь, Яков Игоревич, а пока не сказал ничего, — вновь перебили его.
Но теперь это был боярин Пятницкий. Известный сторонник Карпова. И чем только тот взял этого зрелого и мудрого мужа пятидесяти пяти лет от роду? Мечтами о независимом Пскове? Да разве ж такое возможно! Без крепких и сильных союзников им нипочем не выстоять. То и младенцу понятно, что уж говорить о Ефиме Ильиче. Иль уже начал в детство впадать? Оно ведь как бывает: один и до ста лет остроту ума не теряет, другой к пятидесяти заговариваться начинает.
— Не сказал, Ефим Ильич, потому как то была присказка. А вот теперь стану сказку сказывать, — ничуть не стушевался Горячинов. — Боярин Карпов тут песни распевал, мол, невелика беда, что Карла решил нам кровь попортить. Морем как торговали, так и будем торговать, войны ить со шведом нет. Нет ходу в Русское царство через новгородские земли? Тоже горе невеликое. Можно и в обход торговлишку вести, через Инфлянтию и Литву. Да только на деле все не так гладко выходит. Карла с нами вроде и не воюет, но и нашим купцам ходу в море нет. Шведские капитаны грабят и забирают в полон всех подчистую, измысливая какие угодно причины. Инфлянтский воевода объявил рокош, да только Полоцкое воеводство к нему не присоединилось. Так что хотя Острожский и дружен нам, нашим товарам в Русское царство все одно не попасть. А чем живет Псков, как не торговлей?
— Ничего. Нужно малость выждать. Царь Николай долго такое терпеть не станет. Чай, Русскому царству торговый путь «из варяг в греки» тоже не помешает, — подал голос боярин Борятский.
Этот возвысился совсем недавно, являясь ставленником московской партии. В прошлом все его предки были купцами. Не из последних, это так. Да ведь торгаш — он и есть торгаш. У него забота — только о своей мошне, а на все остальное он клал вприсядку. Именно этого мнения придерживался Горячинов, будучи представителем старинного боярского рода. Да кто бы его слушал.
— Из «варяг в греки», говоришь? — не удержавшись, хмыкнул Яков Игоревич. — А кто сказал, что путь прервется? Нешто войн никогда не случалось и купцы не находили обходных дорог? Вот и сейчас найдут, через Речь Посполитую. Неудобно, конечно. Через Псков с его водным путем до самой Москвы и Русского моря куда сподручнее. Но пару-тройку годочков потерпеть можно. А там, глядишь, и наладится. Нет — так и дольше потерпят. А нам как быть? На сколько хватит нашего жирку? А что до царя Николая, так тут для начала нужно султана турецкого упросить, дабы он с ним замирился. Войну на два фронта Русское царство не сдюжит…
— Что предлагаешь, боярин? — оборвал его Офросимов.