— Ну здравствуй, Кузьма Платонович, — злорадно улыбнулся мужчина.
— Боярин? Вот оно, значит, как. Выходит, Кучеренко…
— Нужно же было тебя как-то выманить, чтобы наконец подобраться на вытянутую руку. А повинного в покушении на твоего Карпова ты пошел бы брать лично в любом случае. Людишки твои должны были бы распределиться по всему дому. И коли знать, где ты появишься… Малость терпения, и вот ты передо мной.
— Вот, значит, как.
— Именно так, Кузьма. Именно так. Вот повяжем тебя, а там и с твоим боярином разберемся. Без своего паука ему тяжко придется.
— Зачем? Ты же боярин псковский. К чему тебе с латинянами вязаться?
— А как быть, коли и я латинянин, а, Кузьма? Вот как мне быть, коли я не просто католичество принял, но и в братство Иисуса вступил? Если верю в то, чему служу? Но главное ты верно заметил. Я — боярин псковский. И род наш от веку в Пскове обретается. Но вот пришли вы, холуи московские без роду без племени, и стали тут все переворачивать с ног на голову. Наш Псков гнуть под Москву. Еще и гадюку эту на княжеский стол посадили.
— Народ ее принял, боярин. Иль воля народа в Пскове уж ничего не значит?
— Народ. А кто такой народ, чтобы решать, как и чему быть? Вот у соседей наших все решают шляхтичи. И это верно. Удел черни — пахать землю да заниматься ремеслами. Удел избранных — править ими и защищать землю от посягательств врагов. Ну да ничего. Наворотили вы тут изрядно, но мы это дело поправим.
— Ты поправишь, как же, — не выдержав, ухмыльнулся Овечкин, а потом перевел взгляд на лежащего на полу мертвого купца. — Прости меня, Анатолий Федорович. Видит бог, зла я тебе не желал и во всем разобрался бы по совести.
Это было последнее, что он смог сказать. В следующее мгновение его пронзила острая боль. Перед взором поплыли разноцветные круги, тут же сменившиеся непроглядной тьмой. Ни страданий, ни треволнений, ни земной суеты. Ни-че-го.
Над пепелищем курился дымок. Там все еще хватало тлеющих предметов и было достаточно горячо. Но, несмотря на это, здесь возились люди, разгребая обгоревшие остатки усадьбы и что-то там выискивая.
Пожар тушили всем миром, да только все без толку. Поди потуши, коли так-то полыхает. Хорошо хоть удалось уберечь от огня соседние усадьбы. Эдак и весь квартал полыхнул бы, а там уж размеры бедствия предугадать невозможно. На Руси случалось, что от одной искры целые города выгорали дотла.
Но здесь и сейчас обошлось. А все благодаря княгине, которая учредила избу огнеборцев. Их всего-то десяток. Зато польза несомненная. Кабы не они, то большой беды не миновать. Понятно, что тушили и оберегали соседские постройки сообща. Огнеборцам со своей парой брандспойтов и помпой много не потушить. Разве что зарождающийся огонь. А когда уж полыхнуло, толку от них чуть. Куда важнее то, что они взяли на себя руководство тушением пожара и упорядочили действия сбежавшегося народа.
Вот еще одного нашли. Безопасники Карпова растащили завал, осмотрели обнаруженное, а потом извлекли обгоревший до костей труп. Хм. А тельце-то небольшое. Ребенок, стало быть. Иван от злости задвигал желваками. Народ, столпившийся за оцеплением из личной стрелецкой сотни княгини, заволновался, послышался бабий всхлип.
Это кажется, что огонь способен уничтожить все без остатка. На деле же все не так. И тела никогда не сгорают до конца. Если только сжигать целенаправленно, израсходовав целую гору дров. И вот именно поиском тел сейчас и занимаются безопасники. Документируют, фиксируют, где и кого обнаружили. Тела домочадцев купца и погибших безопасников укладывают на рогожу, отдельно друг от друга. И сразу же проводят опознание.
— Ну что там, Ермолай? — спросил Иван у подошедшего заместителя Овечкина.
— Похоже, нарвались наши. Бог весть, как такое побоище могло пройти настолько тихо, что не всполошились соседи. Но факт остается фактом.
— Кузьма?
— Среди погибших. Думаю, наши поначалу вошли в усадьбу, Кузьма Платонович следом, а в доме оказались еще бойцы. Как видно, опять что-то готовили. Тел купца, супруги его и сына не обнаружили. Выходит, ушли они.
— Наши все?
— Все.
— Кузьма точно среди убитых?
— Обгорел так, что и не признать. Но остатки одежды, крестик и иные его вещички — все при нем.
— Надо же было так угодить, как кур в ощип, — в сердцах скрежетнул зубами Иван.
— Работа наша такая, что и на старуху бывает проруха, — вздохнул заместитель Кузьмы.
— Это называется расслабились, йолки. Все беды начинаются с этого. Заруби себе на носу, Ермолай. Крепко-накрепко запомни.
— Запомню, Иван Архипович.
— Принимай хозяйство. Кузьма, надеюсь, держал тебя в курсе своих дел?
— Держал. Сказывал, что случиться в жизни может всякое, и не должно все дело рушиться из-за одной напасти.
— Хоть что-то сделал правильно. Ладно, работай. И сыщи мне этого купца. Сыщи и передо мной поставь.
— И его и всех остальных сыщем, не сомневайся, боярин.
— Очень на это рассчитываю.