Пока мотобот Гладкова, осыпаемый бомбами с самолетов, снарядами и минами с берега, плывет через пролив, почитайте, что происходило на «огненной земле», где высадился десант. И рассказывает об этом тот самый Ковешников, о котором расспрашивал генерал Петров.
Дмитрий Степанович Ковешников сидит передо мной — он теперь Герой Советского Союза, генерал-лейтенант в отставке. Я уже писал, что Ковешников — тоже воспитанник Петрова по Ташкентскому военному училищу имени Ленина.
Дмитрий Степанович не раз рассказывал мне о боях первого десанта на крымской земле да и вообще о своей долгой и замечательной службе. А сейчас я, желая освежить в памяти детали тех жарких схваток на плацдарме, позвонил Ковешникову, и вот мы сидим в его квартире в Давыдкове.
Дмитрий Степанович немного располнел, поседел, но глаза у него все того же веселого, бодрого, жизнерадостного лейтенанта, каким я его увидел впервые на выпускном вечере в 1939 году. Как я ему тогда завидовал! Я был еще курсантом, учился на первом курсе, а он командир с двумя рубиновыми кубарями в петлицах. Да не только я — все мы, салаги нашей роты, смотрели на выпускников с хорошей, доброй завистью. Все сто. Нас было ровно сто в роте. Сегодня я называю эту цифру с щемящей сердце грустью, потому что к 1945 году из ста я встретил в живых только троих, по нашим подсчетам, из выпускников роты уцелело не больше пяти-шести человек. Какие это были отчаянно смелые, беспредельно преданные родине люди! И еще они были необыкновенно чистые и честные в нравственном отношении. Может быть, во мне уже говорит стариковское «а вот в наше время…». Но нет, я не преувеличиваю — уж такие были наши курсанты ташкентского училища предвоенных лет: сильные, мужественные воины и скромные, чистые душой, как девушки.
Об этом и о многом другом мы говорили с Дмитрием Степановичем, прежде чем перейти к рассказу, ради которого я приехал.
— Ну а теперь, Дима, про десант в Крым, — попросил я.
Ковешников заговорил не сразу, долго сидел молча — не то вспоминал, не то преодолевал ком, подступивший к горлу.