Не отвечая, Николай Иванович втиснулся в узкую щель и прислонился спиной к двери, теперь выдавить его из квартиры не было никакой возможности. Пес прекратил лаять и начал обнюхивать брюки гостя. Щенку определенно было весело.
— Что, опять вам чаю с бутербродами? — поморщился Моран.
— Одного только чаю, и желательно горячего и свежего. — Николай Иванович показал коробку, которую держал в руках. — Я принес пирожные.
— С кремом? — Моран вдруг плюнул. — Да ну вас, у меня слюни потекли!.. Входите в гостиную. Уличную обувь снимите. У меня собака молодая, может подхватить какую-нибудь заразу, особенно если с вас грязная лужа натечет.
— Да я, пожалуй, еще и от пальто избавлюсь, — заявил Николай Иванович, снимая пальто и устраивая его на вешалку.
Моран всплеснул руками:
— Беда с людьми! Сперва навязываются в гости, потом прямо на пороге раздеваются и под конец ты уже видишь их у себя в гостиной, на любимом диванчике!
— Именно так все и происходит, — подтвердил Николай Иванович. — Ступайте, голубчик, готовить чай, а я пока и впрямь в гостиной подожду.
— Только пирожные без меня не ешьте, — предупредил Моран. — И собаку отгоняйте. Этот шельмец уже научился тягать со стола.
У Морана было на удивление уютно. Сам Николай Иванович принадлежал к числу тех холостяков, которые превращают свою квартиру в берлогу, где установлены причудливые правила для вещей и где нет места ни для одного человека, кроме самого хозяина и, может быть, пары его ближайших друзей. Но вообще в подобных местах находиться бывает тягостно. Там кресло служит заменителем шкафа, одновременно и платяного, и книжного, и притом лишь для определенных книг и определенных предметов туалета; под столом обитают кассеты и диски, но тоже не всякие, а, к примеру, исключительно с непристойным содержанием; что до ванной, то там непременно сыщется штук пять-шесть зубных щеток на разных стадиях облысения, и лишь одна из них предназначена непосредственно для чистки зубов, а смысл прочих — сущая загадка: одной, например, чистят нечто из медной посуды, второй — нечто из замшевой обуви; для чего оставлены третья, четвертая и пятая — позабыл даже сам хозяин.
Разумеется, любое другое существо, будь то человек или тролль (не говоря уж об эльфе), помимо Николая Ивановича, в таком месте обитать просто не сможет.
В противоположность Николаю Ивановичу, Джурич Моран ценил самые простые радости мещанского уюта. В мире холостяков такие, как Моран, больше всего напоминают старую почтенную вдову. Неспособный создать нечто похожее у себя дома, Николай Иванович тем не менее с удовольствием пользовался чужим комфортом, если выпадала такая возможность. Он поставил коробку с пирожными на кружевную скатерть, а сам расположился на диване и погрузил ноги в теплые домашние тапочки. Тапочек у Морана имеюсь много, всех размеров, включая детские. И все — почти новые. Николай Иванович выбрал мягкие, похожие на игрушку. Аляповатая мордочка принадлежала не то собачке, не то мышонку.
Явился Моран, с деревянной подставкой под чайник в одной руке и горячим чайником — в другой.
— Помогите, — пропыхтел он.
Николай Иванович извлек из пальцев Морана подставку и положил ее на скатерть. Чайник бухнулся сверху, и сразу же комната наполнилась ароматом горячего можжевельника.
— Отменная штука, — Моран указал на подставку. — Купил тут по случаю у бабки с рук. Сразу и защита от повреждения скатерти, и ароматизатор помещения. У меня ведь, знаете, случаются довольно вонючие клиенты.
— От людей вообще смердит, — согласился Николай Иванович.
Моран покосился на него с подозрением.
— Не пытайтесь подольститься.
— И в мыслях не было, добрейший господин Джурич, — заверил его Николай Иванович. — Принесите, голубчик, чашки и блюдца под пирожные. Да и заварку нехудо бы подать.
— Тогда уж и ложки, — сказал Моран. — А? Или вы пальцами есть собираетесь?
— Может, у вас и салфетки в заводе?
— Завод — это такая дура с трубой, которая портит воздух и обнесена забором с колючей проволокой, чтобы рабы не разбежались, — сообщил Моран. — А у меня просто имеются салфетки.
— Уел, — сказал Николай Иванович.
Когда стол был накрыт, Моран уселся и налил себе чаю.
— Давайте же уедим эти пирожные, — провозгласил он. — Жаль, стол у меня круглый, иначе вы бы сразу поняли, что я сижу во главе стола.
— Да я это уже давно понял, — заверил его Николай Иванович. — Я ведь все-таки не варвар, как вы изволили выразиться, а преподаватель русского языка и литературы.
Моран скептически хмыкнул, но промолчал. Щенок занял боевой пост возле ног хозяина в надежде, что у того дрогнет рука, и какой-нибудь фрагмент пирожного упадет ему в пасть. Пока что, впрочем, чуда не случилось.
— Расскажите об Истинном мире, — попросил Николай Иванович.
Моран сунул пирожное в рот целиком.
— Истинный мир? — переспросил он и обтер крем с губы. — Для начала, там опасно. Весьма даже опасно.
Николай Иванович кивнул.
Морана это почему-то рассердило.
— Ну, и почему вы тут киваете, точно болванчик? Что такого забавного я сказал?