Вскоре у Евфимии рождается сын Борис, сын Коломана, который сразу же становится претендентом на венгерский королевский престол.
И новые заботы одолевают Мономаха. Тяжело заболевает его сын Святослав, переяславский князь. Старания лекарей не помогают — лучший из них, печерский монах Агапит, который лечил и Всеволода, и Святополка, и его, Мономаха, откровенно говорит великому князю, что дни Святослава сочтены. И не истекает еще этот, наполненный событиями 1113 год, как Мономах на замену больному Святославу посылает в Переяславль Яро-полка, который тоже уже сидел в этом городе и который тоже ходил с ним в степь и показал себя смелым и искусным воином.
16 марта 1114 года умер Святослав. Мономах выехал в Переяславль на похороны сына. Он был грустен и молчалив, тяжелые мысли о неотвратимости судьбы, как всегда в таких случаях, одолевали его, но прежнего отчаяния, глубокой безысходности и чувства невосполнимости от перенесенной потери, которые он пережил после гибели в сечах брата Ростислава и сына Изяслава, у него не было. Те потери потрясли его. Но с тех пор вокруг было столько смертей, столько жестокости, столько новых потерь… Ушли из жизни Гита, сестры, двоюродные братья.
И сколько за время нескончаемых битв с половцами он потерял близких людей, бояр, дружинников, пешцев, которые прошли с ним многие боевые дороги, сколько видел страданий и несчастий. Теперь, в свои шестьдесят лет, он, казалось, хранил их в себе. Они прошли через его сердце, они, наверное, изменили, закалили и ожесточили его, сделали спокойнее, черствее; а может быть, он просто постарел и его чувства замирали.
Он ехал в возке, смотрел вдоль знакомой до мелочей дороги, вспоминал, как сажал Святослава на коня, как провожал его, десятилетнего, трепещущего, заложником в половецкий стан Итларя и Китана, а после избиения Итларевой чади обнимал его, выкраденного воинами из половецкого шатра, испуганного ночной резней… Все это было. Спокойная грусть охватывала его снова и снова, а мысли уже рассеивались, возвращались в Киев, который, кажется, только недавно затих после прошлогодней апрельской бури; думы уходили на юг к Владимиру-Волынскому, где плел против него нити заговора Ярослав Святополчич, обегали стольные города, которыми правили его сыновья, — Новгород, Смоленск, Ростов, Переяславль. Теперь смерть Святослава все перемешала. Прежние расчеты и надежды требовали исправлений. И чем больше он думал, тем дальше отходила от него мысль о смерти сына.
С того часа, как он взял власть в Киеве, Мономах уже не мог, как прежде, дать себе ни малейшего послабления духа. Это прежде еще он был способен написать идущее из глубин души письмо Олегу, или, как некогда отец, дать волю чувствам и отвратиться от междоусобий. Теперь жизнь, власть, воля сотен людей, всей боярско-дружинной купеческой, церковной верхушки, призвавшей его в Киев, вела его, и он, великий князь киевский, самовластный владыка одного из крупнейших европейских государств, молча подчинялся этой новой необходимости, оставляя все меньше и меньше места личным желаниям, бездумным вольностям и превратностям прошлого.
Власть требовала порядка, и порядок этот отныне держал его все более и более крепкой хваткой. Так было уже и прежде, когда он владел Черниговом и Переяславлем, и все же высоты власти одного из князей и первого князя были несоизмеримы.
Раньше он бы остался в Переяславле надолго, объездил бы все дорогие сердцу места, отдохнул в небольшом, уютном княжеском дворце. Теперь дела накатывались со всех сторон — самые разнообразные и нелегкие.
Он похоронил сына в церкви святого Михаила и в тог же день выехал в Киев. А сюда уже стекались вести — и добрые и злые — со всех концов Руси, их приносили лазутчики, дружинники, купцы, паломники, послы, верные торки и берендеи. В Новгороде Мстислав строит новую каменную крепость. Против кого? Новгородское боярство во главе с его бывшим другом Ставкой Гордятичем все выше поднимает голову. С тех пор как они отняли себе у Святополка его, Мономахова, сына Мстислава, их гордыня уже не знает предела. Тогда ради сына он их поддержал; но такова жизнь, и нынче эта былая поддержка уже оборачивается не против Святополка, а против него самого — владыки Киева. Около Мстислава увиваются латиняне, а это значит, что начнут рушиться древние устои и новые западные ветры задуют в новгородские паруса.
На берегах Варяжского моря забеспокоилась чудь, не желающая более платить даней. Волжские булгары, пользуясь молодостью и неопытностью сына Юрия, начинают тревожить границы Ростово-Суздальского княжества. Дерзко ведет себя Глеб Всеславич Минский. По городам на епископских кафедрах сидят еще люди Святополка, от них расходятся по приходам ядовитые словеса, их надо заменять своими людьми, ну, скажем, игуменом Даниилом, большим грамотеем, который прошел с ним весь поход 1111 года и составил о нем складное повествование.