Но не только нескончаемые заботы тяготили князя Святослава. Он был теперь на виду у всех, и люди внимательно приглядывались к нему, решая для себя, какой он правитель. Если в Киеве, в тесном дружинном кругу, князь Святослав допускал вольности, держался с мужами как равный, давал волю радости или гневу, то теперь его окружали незнакомые, настороженные люди, и приходилось постоянно думать, как воспримут они те или иные его слова и поступки. Без доверия к предводителю мертва душа войска. Князя должны не только бояться, но и любить, восхищаться им, передавать из уст в уста слова о его справедливости, мудрости, нелицеприятной доброте. И не столь уж важно, правда это будет или красивый вымысел. Добрая слава должна опережать дела правителя…
Поэтому князь Святослав обрадовался, когда к нему пришел местный старейшина Смед и многозначительно сказал, что выполнил обещанное. Представлялся случай показать людям справедливость и доброту князя…
Два угрюмых вятичских воина вволокли в избу юношу в длинной белой рубахе, простоволосого и босого. Руки юноши были связаны за спиной сыромятным ремешком.
— Сей отрок из нашего рода, — пояснил старейшина. — Я обещал найти человека, который убил твоего воина. Это он. Род выдает его головой за смертоубийство…
Князь Святослав, Свенельд и телохранители-гридни с любопытством разглядывали молодого вятича, а тот, чувствуя недоброжелательные взгляды, держался подчеркнуто прямо и гордо. Глаза у юноши были синие-синие — совсем такие, как у самого Святослава, и в них не было заметно страха, только тоскливая безнадежность. Видимо, юноша примирился со своей горькой участью и был готов без мольбы принять любой, самый жестокий приговор. Раз род отдал его князю, значит, он виноват…
Святославу молодой вятич понравился.
Князь вообще любил смелых людей и прощал за смелость многое. А тут еще, кроме мимолетного расположения к юноше, примешивался дальновидный расчет. Он, киевский князь, имел возможность показать себя вятичам не только грозным, но и милосердным. Князю не к лицу быть излишне жестоким к людям, которые покорны ему. Жестокость порождает неверность, а разумная доброта — благодарность и ревность к княжеской службе. Однако, подумав так и заранее решив помиловать молодого вятича, князь Святослав все-таки спросил его с подчеркнутой суровостью в голосе:
— Верно ли, что ты убил воина?
Юноша молча кивнул головой.
Старейшина Смед торопливо пояснил, снимая вину с остальных своих сородичей:
— Он это, он! На роде вины нет, только на нем! Род не поручал ему проливать кровь, но только следовать за твоим войском в отдалении!
— Зачем же ты пустил стрелу? — спросил Святослав.
Юноша разлепил плотно сжатые губы, проговорил хрипло, с усилием:
— Твое войско шло к капищу… Лесные завалы не задержали войско… Я хотел убить воеводу или другого знатного человека, чтобы войско остановилось…
— Но ты убил простого десятника!
— Я видел на нем серебряную гривну! — упрямо возразил молодой вятич. — Серебро носят на груди только знатные люди. И ехал он впереди всех!
Святослав вспомнил, как радовался десятник, получая награду — серебряную гривну, погубившую его спустя несколько часов; вспомнил и нахмурился.
Тяжелое молчание повисло в избе. Гридни двинулись к молодому вятичу, чтобы схватить его по первому знаку. Но Святослав остановил их, заговорил медленно, словно взвешивая на весах
— Кровь за кровь… Есть такой древний обычай… Но и другой обычай есть, столь же древний: жизнь за жизнь… К которому обычаю склониться? Кровь за кровь или жизнь за жизнь?
Люди слушали, затаив дыхание и стараясь угадать, чем закончит князь свою речь-раздумье. Кровь на лесной дороге была уже прошлым. А в настоящем и будущем вятичи рядом, в одном воинском строю. Людям были понятны сомнения князя, и Святослав чувствовал это понимание и внутренне торжествовал.
Веско и стройно укладывались в округленные фразы княжеские слова:
— Отрок пролил кровь до объявления мира. Он не знал, с чем идет войско в его землю — с войной ля, с миром ли. Оттого вина его вполовину меньше…
Воевода Свенельд кивнул, соглашаясь:
— Да, то было до мира.
— Мне не нужна кровь этого отрока, старейшина! — решительно закончил Святослав, поворачиваясь к Смеду. — Он должен заменить павшего воина, заняв его место в дружинном строю! Да, да! Пусть будет так: жизнь за жизнь! Это будет справедливо!
— Это справедливо! — обрадованно поддержал Смед, развязывая узлы на руках юноши. И добавил строго: — Отрок Алк! Служи князю верно, как служил своему роду!..
Вечером Алк уже стоял в карауле возле самого леса. И никто не приглядывал за ним. Лес был рядом, шагни за дерево и исчезни!
Но крепче сыромятных ремней связало юношу доверие новых товарищей-дружинников, обласкавших его и принявших в свою дружинную семью, и он чувствовал, что не сможет обмануть это доверие, что существуют узы не менее прочные, чем прежние, родовые, а имя этим узам — дружина…