Перед утром мимо Алка проехал на коне Святослав. Князь кивнул юноше приветливо, но равнодушно, как будто не было ничего удивительного в том, что вчерашний враг сторожит воинский стан в кольчуге дружинника.
А может, действительно нечему было удивляться?
Судьба вятичского юноши Алка просто повторила судьбы тысяч и тысяч славянских воинов, втянутых в исторически неизбежное движение. Воины из многих славянских племен — поляне и северяне, древляне и радимичи, кривичи и дреговичи, уличи и тиверцы — приходили на службу к киевскому князю и, поварившись в дружинном котле, забывали род свой и родовые обычаи. И не так уж было важно, что внутри самой дружины еще сохранялась видимость родовых связей, что каждый дружинник выбирал себе побратима [17]и скреплял побратимство древними обрядами. В старом сосуде было уже новое молодое вино. Общим большим родом для дружинников князя Святослава стала вся Русь!
Величие Святослава, объяснение его громких побед заключалось в том, что князь не пытался обогнать свое время, но и не отставал от него. В дружине он нашел естественную форму военной организации, способную привлечь на княжескую службу самые разнородные общественные элементы, объединить их под властью киевского князя, используя живучие и достаточно крепкие родовые связи или видимость этих связей, еще цепко державших сознание людей.
В обиходе князь Святослав был доступен и прост. Ел из дружинного котла, а в походах довольствовался, как остальные воины, куском поджаренного на углях мяса. Одевался в простую белую рубаху. Голову часто оставлял непокрытой. Любил ходить босиком по утренней росистой траве и громко свистел, подзывая коня. Дружинников называл по именам, будто добрых товарищей. Одобряя отличившегося, с размаху хлопал ладонью по плечу и весело смеялся, если тот не мог удержаться на ногах от этой могучей ласки. Вечерами подолгу сидел с дружинниками у костра и слушал песни гусляров о подвигах предков.
Непосвященным могло показаться, что князь ничем не выделяется из дружины, что он даже не повелитель, а лишь уважаемый старший брат в общем дружинном братстве, плоть от плоти его. Но это только казалось…
Когда Святослав сдвигал брови и хмурился, сразу замолкали вольные голоса. Отмеченные почетными боевыми шрамами мужи боязливо пятились, не смея поднять глаз, и будто невидимая стена отделяла людей от князя.
Святослав умел быть крутым и даже жестоким. Однажды к нему пришли вятичские старейшины — жаловаться на боярина Асмуда. Асмуд набирал воинов в деревнях, но молодые охотники по совету старцев спрятались в лесные убежища. Их искали долго, но все-таки нашли, и Асмуд приказал казнить беглецов. «Они трусы, если боятся войны, — объявил он старейшинам. — Трусы не нужны нм родичам, ни князю Святославу!»
Князь Святослав с позором прогнал жалобщиков. «Пусть ваши роды соберут новых воинов — столько, сколько сказано, — напутствовал князь. — А если не найдете храбрецов, желающих идти на войну, я прикажу убить всех мужчин, а женщин и детей продать в рабство хазарским купцам. Род, неспособный воспитать храбрых воинов, должен исчезнуть!»
Многие ужаснулись тогда словам князя. По вятичской земле поползли слухи о жестокости Святослава, и осуждали его вятичи. Но воинов старейшины стали присылать без задержки…
Однако, карая ослушников и наводя ужас на врагов, князь сам не терпел бессмысленно жестоких людей. Рассказывали, будто Святослав с позором изгнал из дружины варяга Веремуда, истязавшего своего коня. «Кто по злобе мучит коня, тот недостоин садиться в воинское седло! — сказал тогда Святослав. — Кто сегодня без вины обидит коня, завтра ударит побратима! Не место такому человеку в дружине!»
Князь Святослав умел быть гордым и недоступным. Он высокомерно разговаривал с послами самых могучих правителей. Вождей кочевого племени гузов он заставил целый день и целую ночь ожидать у своей избы, а потом, усевшись в дубовое кресло, слушал их, коленопреклоненных, холодно и безразлично, будто не вожди перед ним, а жалкие рабы, прах земной. Он без чести выгнал с пира знатного боярина, осмелившегося прежде князя пригубить заздравный кубок, велел ободрать с боярина серебряную гривну и высокую бобровую шапку.
Князь есть князь!
Но почему же тогда Святослав так прост с дружинниками и многими другими, совсем обычными людьми? Почему он разговаривал с вятичскими старейшинами как с равными, тоже сидя на земле? Почему он угощал из своих рук болгарских кормчих, которые пришли с Волги проситься к нему на службу? Оборванные, иссеченные ветрами и опаленные солнцем, речные люди казались чернью, недостойной внимания знатного мужа, а князь обласкал их…
В котором из своих поступков Святослав был самим собой?..