Полководцы Древней Руси

Их отзвук доходил в Переяславль в виде посольств, которых засылали к Мономаху враждующие князья. То Святополк слал к нему людей и жаловался на Давыда и Ростиславичей, то Давыд просил его учинить суд над Святополком, гнавшим его из Владимира, то Ростиславичи просили переяславского князя унять Давыда, приведшего на Русь орду Боняка.

А Мономах сидел, не двигаясь, в своем стольном городе. Он продолжал укреплять Переяславль, отстроил заново сожженный в бытность половцами Остерецкий городок. Война в эти два года обходила его стороной. Затихли на время и половцы после отчаянных схваток с объединенными силами киевского и переяславского князей.

Мономах в эти годы побывал в Ростове и Суздале, которые быстро отстраивались после пожаров и разорений все того же несчастливого 1096 года, заезжал он в Смоленск и в Любеч. И всюду вместе с ним ехала Гита. Ей было уже за сорок. Она стала чаще болеть, потеряла прежнюю легкость и стремительность в походке, теперь уже не выезжала на охоту вместе с князем и перестала садиться на коня, но упорно интересовалась всеми делами княжества, следила за жизнью своих сыновей: ведь они сидели и в Новгороде, и в Ростове, и в Смоленске, становился юношей Святослав, подрастал и маленький Юрий, которому тоже нужен был стол. Она тряслась в летнем возке под жарким молодым июньским солнцем, укачивалась и засыпала под медвежьей полостью в зимнюю стужу, слыша сквозь сон завывание метельного ветра, а потом, сидя рядом с Мономахом, слушала молодые запальчивые речи сыновей, постигала цепким, практичным женским умом тайные нити междукняжеских хитростей.

Он привык к ней, к ее частому молчанию и отрывистым словам — Гита хотя и освоила в совершенстве славянскую речь, но стеснялась много и долго говорить по-славянски, — к ее сосредоточенности и деловым немногословным советам, к ее постоянной готовности поддержать его, ободрить, успокоить.

Когда междоусобица затихла, сошла на нет, исчерпав все свои явные и тайные возможности, стало ясно, что больше всех в выигрыше от нее остался не участвовавший в ней Мономах. Он не потерял ни одной волости, города его не горели и не разорялись, но лишь отстраивались и укреплялись, воины не гибли в ожесточенных сечах и исступленных приступах. По мере того как и Святополк, и Давыд, и Ростиславичи вели на Русь по очереди венгров, ляхов, половцев, Мономах оставался в стороне от сговоров с иноземными владыками.

Он не раз говорил своим ближним людям в Переяславле и Ростове, Суздале и Смоленске, что вести на Русь иноплеменников ради своих княжеских выгод — это большой грех и преступление перед Русской землей, и эти слова Мономаха шли по земле, разносимые его приспешниками и всеми, кто был недоволен княжеской которой, кто старался сохранить единство Руси. А такие люди были и в Киеве, и в Чернигове, и на Волыни и в иных местах, — видные воеводы и бояре, митрополит Николай и печерские монахи, которые искони стояли за сильную, независимую ни от каких иноземных влияний Русь.

Чем шире и ожесточенней катилась по Русской земле котора, тем больше возвышался в отдалении облик Владимира Мономаха — устроителя Любечского съезда, противника половцев, князя, охранявшего русское приграничье; тем больше суетных послов прибывало к нему в Переяславль, выговаривая обиды князей друг на друга, сея пустые, никчемные словеса.

Летом 1100 года старшие князья наконец уговорились вновь собраться на совет, чтобы окончательно прекратить междоусобицу, спросить строго с ее зачинщика — Давыда Игоревича. Святополк звал князей в Киев, но, как и в прошлый раз, князья отказались ехать к нему. Кроме того, было видно, что Святополк хочет закрепить за собой Владимиро-Волынский стол, и Мономах со Святославичами не хотели столь большого усиления Святополка. А тот как паук ткал, не торопясь, свою паутину: обвинял во всем Давыда, подговаривал против него Ростиславичей, упрекал среди своих людей Мономаха, что его сын Мстислав сидит в Новгороде не по чину, что испокон века там сидели дети старшего, киевского князя — и Владимир Ярославич еще при Ярославе Мудром, и он, Святополк, при Изяславе. Теперь же там — место его, Святополкова сына. Мономах слушал доходившие до него вести из Киева и понимал, что Святополк в обмен на Новгород будет требовать Владимир-Волынский. Обставлено же все будет по-иному — как наказание Давыда за своеволие и клятвопреступление.

Но противиться Святополку — значило бы начинать новую распрю, между тем как в степи на правобережье Днепра все более и более усиливался Боняк, а Шарукан создал между Доном и Днепром огромное объединенное половецкое царство и грозил Русским землям новой нескончаемой войной.

Во второй половине августа князья съехались в небольшой городок Витичев, что стоял на речке Вете неподалеку от Киева.

Они разбили свои шатры под городом, сели там в окружении своих бояр и дружинников: Святополк, Владимир Мономах, Давыд и Олег Святославичи, Давыд Игоревич. Володарь прислал с жалобой на Давыда Игоревича своего посла.

Князья решили пригласить Давыда и объявить ему все его неправды.