Полководцы Петра Великого

После Риги пала крепость Динамюнде, находившаяся на острове в устье реки Западная Двина. Ее гарнизон состоял из 1900 человек (половина вымерла от эпидемии чумы) и имел 198 пушек, 14 мортир и 13 гаубиц. Море плескалось прямо под крепостными стенами. В начале августа остатки осажденного гарнизона Динамюнде капитулировали.

Обстоятельства взятия этой шведской крепости, сторожившей подступы к Риге со стороны Балтийского моря, таковы. После падения Риги коменданту Динамюнде было послано письмо генерал-фельдмаршала Б.П. Шереметева с предложением капитулировать на почетных условиях. Тот ответил отказом, после чего «оную фортецию (стали) бомбардировать». После этого последовала сдача крепости Динамюнде. В «Гистории Свейской войны» о том говорится так:

«А камендат, видя, что город Рига уже взята, и сикурсу ожидать неоткуды, а в Динаменде во всем имеетца скудость и изнеможение, то в 1 день августа прислал он капитуляцию к фельтмаршалу з депутатами…

И оную фельтмаршал высмотря и поставя на мере, что прилично, подписав, послал в Динаменд. И по той капитуляции в 8 день августа оная крепость здалась».

В крепости Динамюнде русскими трофеями стали 225 различных орудий, в том числе 6 «порченых», более 43 тысяч пущечных ядер, 130 бочек с порохом, 130 ящиков с мушкетными пулями, 1779 фузей «годных и негодных», много прочего оружия, боевых припасов, различного имущества и… почти ничего из запасов провианта.

Рига стала девятой взятой шведской крепостью в полководческой биографии Бориса Петровича. В ознаменование ее взятия царь подарил ему ключи от городских ворот, изготовленные из золота, весом в три фунта. Они стали семейной реликвией графов Шереметевых наряду с кавалерийским седлом короля Карла XII, взятого с поля Полтавской битвы. Такими реликвиями в кругу высшего генералитета можно было только гордиться.

Через неделю после взятия Динамюнде генерал-фельдмаршал получил царский указ – спешно ехать в Польшу и возглавить стоявшие там русские войска. Ожидалось нападение турок и крымчаков, которые хотели восстановить на польском престоле Станислава Лещинского (Станислава I), изгнанного из Речи Посполитой. Разумеется, это было делом короля Карла XII, который, потеряв армию, укрылся во владениях Оттоманской Порты.

Было ясно, что вокруг России, армия которой успешно воевала, затевается опасная по возможным последствиям интрига. Царь Петр I, который мог опять лишиться союзника в лице польского короля Августа II Саксонского, в письме графу Б.П. Шереметеву отмечал крайнюю важность возлагаемого на него поручения:

«Хотя б я не хотел к Вам писать сего труда, однако ж крайняя нужда тому быть повелевает, чтоб Вы по получении сего указу ехали своею особою в Польшу».

Путь из-под Риги в польские пределы был опасный, поскольку эпидемия чумы своей силы еще не потеряла. Борис Петрович, которого самого судьба в чумной год хранила, проезжая со всеми мерами предосторожности по «моровым местам», потерял некоторых «людей дому своего» (из прислуги) и лучших лошадей. О том и другом он сильно сожалел.

В частном письме своему старому боевому товарищу генералу Я.В. Брюсу генерал-фельдмаршал жаловался на случившееся: «Николи такого страху и нужды не подносил и николи так беспокоен не был, как сего времени». Было от чего беспокоиться: чума унесла в тот год очень много человеческих жизней.

Стать во главе русских войск на польской территории графу Шереметеву не довелось. Он еще не успел доехать до места своего назначения, как его догнал царский курьер с приказанием возвратиться в Ригу. Причина тому по военному времени оказалась веской. В действующей армии дела со снабжением провиантом оказались настолько плохи, что нужно было добывать его всячески всюду, где стояли войска. Они, оторванные от пределов России, где находились тыловые армейские магазины, испытывали крайнюю нужду в доставке продовольствия.

Добывать провиант в землях Лифляндии и Курляндии, опустошенных уже затянувшейся войной и эпидемией «моровой язвы», было крайне сложно. По словам самого Бориса Петровича, в завоеванной Прибалтике «везде места опустелые и мертвые». Опять приходилось заниматься тыловыми хлопотами с теми же затруднениями, что были и раньше, «быть в печали».

О том, как трудно приходилось ему исполнять царское повеление, лучше всего свидетельствует личная переписка полководца, относящаяся к тому году. На бедственность положения с провиантом и его сбором для армии он сетует в письме своему старому другу Федору Матвеевичу Апраксину: «Повелено то делать, разве б ангелу то чинить, а не мне, человеку». Сбор провианта подвигался медленно, со скрипом. Оттого солдатский паек был сильно урезан.

Наступила осень 1710 года. В ее конце пришла тревожная весть – Оттоманская Порта объявила войну России, своей северной соседке. Во многом это было дело рук беглого короля Карла XII, укрывавшегося в османских владениях. Турция тогда была сильной в военном отношении державой. Россия в ответ объявила войну Оттоманской Порте только 25 февраля следующего, 1711 года: