Полководцы XVII в

Это было то же самое войско, с которым побеждал интервентов прославленный молодой воевода Михаил Скопин-Шуйский, им самим обученное и подготовленное к войне. Войско даже стало сильнее, оно насчитывало теперь до тридцати тысяч служилых людей, в основном опытных в военном деле дворян и «детей боярских». Увеличилось и число наемников-иноземцев. К шведскому полководцу Делагарди пришло полуторатысячное подкрепление, еще две тысячи наемников привел другой известный шведский воевода — Горн. Теперь «немцев» (так называли в России шведских, французских, немецких и иных иноземных наемников) было до семи тысяч — целая армия! За счет московских пушек значительно пополнился «наряд», полевая артиллерия, хорошо показавшая себя в сражениях с польско-литовской конницей. Казалось, для успешного похода было сделано все. Но…

Во главе русского войска встал царский брат, князь Дмитрий Шуйский, бездарный и слабодушный воевода, на счету которого были только поражения и которому не верили ратники. Опыт победоносного похода Михаила Скопина-Шуйского оказался забытым. Создается впечатление, что Дмитрий Шуйский намеренно нарушал заповеди молодого полководца.

Например, Михаил Скопин-Шуйский всегда наносил удары кулаком, а не растопыренными пальцами, стараясь не дробить главные силы, которые двигались следом за передовыми отрядами. Эти отряды занимали города и селения, строили острожки, чтобы главные силы встречали противника на заранее подготовленных укрепленных позициях.

Дмитрий Шуйский начал с того, что разделил войско. Примерно третья его часть во главе с Григорием Валуевым была послана на Можайск. Опытный воевода, известный еще по совместным походам со Скопиным-Шуйским, выполнил приказ, захватил Можайск и прошел дальше. Но главные силы за ним не последовали. Григорий Валуев остановился на большой Смоленской дороге, укрепился острожками. Ему удалось отбить гетмана Жолкевского, который приступал к острожкам с двумя тысячами польских гусар, одной тысячью пехотинцев и тремя тысячами казаков. Воевода ждал подхода главных сил, чтобы на подготовленных им позициях дать решительное сражение. Но Дмитрий Шуйский медлил, а когда, наконец, выступил из Можайска, обстановка в корне изменилась. К гетману Жолкевскому присоединились полки пана Зборовского и численность польско-литовского войска удвоилась. Станислав Жолкевский оставил для блокады укрепленного русского лагеря в Царевом Займище небольшой отряд, примерно тысячу ратников, а сам двинулся навстречу Дмитрию Шуйскому. Полк Григория Валуева, составлявший почти треть русского войска, так и не смог принять участие в генеральном сражении.

Нарушил Дмитрий Шуйский и другую заповедь своего молодого предшественника — организацию непрерывной разведки, которая добывала бы исчерпывающие сведения о противнике, при сохранении скрытности собственных передвижений. О задуманном воеводой Дмитрием Шуйским обходном маневре через Гжатск тотчас стало известно в польском лагере, а сам «полководец» даже не подозревал, что навстречу ему двинулись объединенные силы Жолкевского и Зборовского. Атака польско-литовского войска оказалась для Шуйского полной неожиданностью.

Не выполнена была и третья непременная заповедь Скопина-Шуйского: встречать тяжелую польскую конницу только на укрепленных позициях, возводить вокруг любых лагерных стоянок хотя бы временные полевые укрепления.

13 июня 1610 года, когда русские полки остановились для ночлега на краю обширного поля близ деревни Клушино, в двадцати километрах севернее Гжатска, Дмитрий Шуйский приказал поставить впереди только плетень из хвороста, русский же лагерь и разбитый неподалеку лагерь иноземных наемников просто окружил обозными телегами. А ведь место было удачным: с трех сторон поле прикрывали леса, и только с четвертой, западной стороны имелись свободные подходы. Достаточно было прикрыть эту сторону не плетнем, а более крепкими деревоземляными укреплениями, опыт строительства которых у русских ратников накопился немалый, и сражение проходило бы в невыгодных для польских гусарских полков условиях. Конечно, за этими укреплениями должны были сидеть пехотинцы с «огненным боем», чтобы оберегать лагерь от любых случайностей. А Дмитрий Шуйский — то ли по беспечности, то ли по военной безграмотности — не удосужился выдвинуть к своему плетню даже сторожевые заставы.

Почти всю ночь с 23 на 24 июня в шатре «большого воеводы» Дмитрия Шуйского пировали. Яков Делагарди хвастался, что самолично возьмет в плен гетмана Жолкевского. Благодушно были настроены и другие воеводы. И никто не подозревал, что от Царева Займища по ночным дорогам стремительными маршами идут польская конница, казаки и пехотинцы, с грохотом и лязгом катятся пушки, влекомые сильными артиллерийскими лошадьми. Отборная королевская армия спешила к Клушину: три тысячи тяжелой польской конницы, две тысячи пехотинцев и четыре тысячи казаков. У гетмана Жолкевского и пана Зборовского было меньше людей, чем у Дмитрия Шуйского, но они надеялись на неожиданность и стремительность нападения.