Читаем Поллюции полностью

В женских руках стих, пропал. И женился!

Страсть

Страсть застилает очи нам.

Готовы в омут с головою.

Любовь? Влюбленность егозою,

Затмила разум, стыд и срам.


Себя не помним в ласки нежной.

Любить? Так сразу всех вокруг.

Разнообразьем жаден круг

Любви. Он кажется безбрежным.


Но скоротечен страсти пыл.

И словно бы ушат с водою,

Разлили нам над головою.

Я был влюблен? Да был. Остыл.

Еще!!!

О! Женщина! Ты существо,

Что ест, питается деньгами.

Ты утоляешь естество

Материальными благами.


Ты пуля в сердце, что влетела,

Бьешь по карману, вылет — боком.

Мужским питаешься ты соком.

Умом хитра, красива телом.


Не поставляй тебе локтя,

Ты в раз на шею заберешься,

Клыками острыми вопьешься,

Откусишь словно от ломтя.


И даже зная это все,

С тобой хочу в постель попасть,

В ней растворится и пропасть,

Кричать: Еще, еще, еще!!!

Серая мышка

Ты не богиня, лицо не с обложки,

Вид твой мужской глаз, увы, не прельстит.

Серая мышка в простейшей одежке

Тихо вздыхает, улыбка грустит.


Как и другие мечтаешь о светлом,

О принце могучем на белом коне.

Только с годами мечты веют пеплом,

Радость от жизни сгорает в огне.


Тихо вздыхаешь о счастье любовном.

Будет? Не будет? Наврал ли цветок?

Так и живешь ты в мечте преподобной,

И унимаешь тоску между ног.


Может быть стоит: Гордо и смело,

Выпятить грудь и живот подобрать?

В сумме с умом богом данное тело

Вольно мужской взгляд завоевать.


В каждой девице уснула принцесса,

Надобно только ее разбудить.

Так вот займись этим самым процессом,

И мужики тебя будут любить.

Анатомия любви

Влюбленность бьет по сердцу первой,

Сплетая из гормонов нить,

Играя сонмом чувств и нервов,

Возможность, нам, даря любить.


Мы влюблены и все нам можно,

Мы можем рушить и творить.

На этой стадии нам сложно

Предмет влюбленности забыть.


Второю страсть приходит в тело,

Нас душит трепетный соблазн.

И мы готовы, но не смело,

Принять в себя ее оргазм.


И стонем мы от ласк партнера,

И секса чашу пьем до дна,

И ест подобно солитеру

Нас страсти жаркая волна.


В уме нашла оплот привычка,

С ней мы ложимся на кровать

Подобно обгоревшей спичке.

Проснись! Тебе пора стонать!


Котлеты, суп, компот и каша,

Огонь в сердцах потух, забыт.

Привычки тишь — вот доля наша,

Важнее чувств мы ценим быт.


Вот вся нехитрая наука,

Все, что мы знаем о любви:

Влюбленность, страсть, привычки скука.

Гори любовь, в сердцах живи!

Как ты прекрасна

О, женщина, твой аромат прекрасен,

Твои объятия нежны, а ум не ясен.


Тебе стремишься угодить и все напрасно.

Скажи, за что тебя любить? Как ты прекрасна!


Тебе я имя подарю — непостоянство,

Собой ты губишь мужиков, похуже пьянства.


Твоим искусам нет числа. Хитра, опасна.

О, боже, что я говорю? Как ты прекрасна!


Когда я хмур, то ты нежна. Царица дома.

Халатик упадет на пол, в глазах истома.


И я целую тебя всю с любовью, страстно.

И я кричу тебе: Люблю! Как ты прекрасна!

О вечном, ином, неземном

Это было когда-то и где-то, не помню.

Мы седели в уютной, дешевой пивной.

И за «рюмочкой» пива: широкой, бездонной,

Говорили о жизни иной, неземной.


Ты смотрела на небо. В пивной так бывает.

Видеть звезды хотела в бокале пивном,

На дворе же капель, снег последний растаял,

Мы сидим, говорим об ином, неземном.


Ну, а после сомлела, расслабилась в шуме,

Захотела веселья и смеха кругом,

Говорила: не веришь удаче, фортуне.

Мы молчали о вечном, ином, неземном.


Вот и высох стакан, вот и выдохлось пиво,

Кто-то пляшет еще иль лежит под столом.

Только что я увидел, что ты некрасива,

Ну да, бог с ним. О вечном, ином, неземном.

Кошка

Ты тихой кошкой по утрам,

Уходишь тихо по-английски.

Ты ненавидишь шум и гам,

Не любишь сигарет и виски.


Ты всем пытаешься помочь.

А я? Ты помнишь обо мне?

Я ухожу тихонько прочь.

Мы были вместе? Лишь во сне!

Я так хочу, но не могу…

Я так хочу, но не могу с тобой дружить.

Я так хочу, но не могу тебя любить.

Я так хочу, но не могу тебя убить.

Я так хочу, но не могу тебя забыть.

Ты сидишь чуть скованно и нервно…

Ты сидишь чуть скованно и нервно,

Ты спокойной хочешь показаться,

Но глаза простушки, а не стервы,

Говорят, что лучше не касаться.


Руки движутся, сплетаются в фигуры,

Ноги крестиком, психические блоки.

Ты молчишь, чтоб не казаться дурой,

Взгляд простой, бесстыжий и глубокий.


Губы бантиком касаются ванили,

В кружке маленькой горячий крепкий чай.

Что-то было? Нет? Иль мы забыли?

Ты уходишь. Шепчешь мне: Прощай…

Любовь, любовь…

Любовь, любовь, как много в звуке этом?

И жажда ласк, и вдохновенье чувств,

Обласкана художником, поэтом,

Здесь радость, счастье, все и даже грусть.


Но если только честно, без обмана,

То к похоти мы больше склонены,

И сладость с женщиной любовного романа

От ног, зависит, из-под юбки, что видны.


Еще зависит от груди размера,

Длины волос, приятности на вкус,

Кругла ли попка, кожа загорела ль,

И вызывает женщина ль искус.


Увы, но нам по нраву больше похоть,

И нам по нраву, если честно это.

Не знаю хорошо это иль плохо.

Любовь, любовь? А много ль в звуке этом?

Я взираю на девушек страстно

Я взираю на голые ножки,

На глубокий разрез декольте,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Страна Муравия (поэма и стихотворения)
Страна Муравия (поэма и стихотворения)

Твардовский обладал абсолютным гражданским слухом и художественными возможностями отобразить свою эпоху в литературе. Он прошел путь от человека, полностью доверявшего существующему строю, до поэта, который не мог мириться с разрушительными тенденциями в обществе.В книгу входят поэма "Страна Муравия"(1934 — 1936), после выхода которой к Твардовскому пришла слава, и стихотворения из цикла "Сельская хроника", тематически примыкающие к поэме, а также статья А. Твардовского "О "Стране Муравии". Поэма посвящена коллективизации, сложному пути крестьянина к новому укладу жизни. Муравия представляется страной мужицкого, хуторского собственнического счастья в противоположность колхозу, где человек, будто бы, лишен "независимости", "самостоятельности", где "всех стригут под один гребешок", как это внушали среднему крестьянину в первые годы коллективизации враждебные ей люди кулаки и подкулачники. В центре поэмы — рядовой крестьянин Никита Моргунок. В нем глубока и сильна любовь к труду, к родной земле, но в то же время он еще в тисках собственнических предрассудков — он стремится стать самостоятельным «хозяином», его еще пугает колхозная жизнь, он боится потерять нажитое тяжелым трудом немудреное свое благополучие. Возвращение Моргунка, убедившегося на фактах новой действительности, что нет и не может быть хорошей жизни вне колхоза, придало наименованию "Страна Муравия" уже новый смысл — Муравия как та "страна", та колхозная счастливая жизнь, которую герой обретает в результате своих поисков.

Александр Трифонович Твардовский

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия