Интересно, какие сейчас рожи у олимпийцев, вдруг очутившихся в пиршественных чертогах? Небось, вояки обалдели в конец.
L
Кирилл, Кириллушка... Патриарх!
Больше всего не повезло Лахесис. Когда ткань жизни вдруг скрутило и затем молниеносно расправило, мойра как раз наклонилась над полотном, неторопливо разбирая, что там за странный узор остался после работы дельфийской лже-пифии. И вот по ткани пробежала мощнейшая волна. Она ударила Лахесис в лицо и грудь. Мойра высоко подлетела и уже без сознания рухнула на каменный пол.
Атропос задело краем. С ног сбило, но не покалечило. Так, ссадины на руках и лбу.
Третья мойра, Клото, осталась невредимой. Всего лишь перепугалась от неожиданного оглушительного хлопка, с которым расправилась ткань.
А Гефеста не было, он занимался в своих мастерских отливкой новой станины.
Зато в зале находился кое-кто ещё — невидимый и нераспознаваемый для мойр советский студент-комсомолец и по совместительству демиург этого мира Кирилл. В момент исполинского хлопка, разорвавшиего полотно бытия, «бог из машины» получил незримый удар и, подхваченный то ли звуковой, то ли магической волной, врезался в стену олимпийской пещеры. Столкновение с камнем было настолько сокрушительным, что на пол Кирилл упал полностью переломанным кровоточащим вместилищем для раздробленных костей и лопнувших органов.
«Надо же, — мелькнула в омуте боли едва различимая мысль, — похоже, я умираю...»
Пока Атропос проверяла состояние Лахесис, умудрившись в панике измазать сестру собственной кровью, Клото подбежала к останкам станка и застыла. Резкие деформации ткани привели к катастрофе — нити судеб, которые до последних разрушительных событий поступали в станок откуда-то из-под земли, были оборваны все до единой. Нет, уцелели-таки две нити. Две красные нити чужаков.
Мойра пала на колени и завизжала так пронзительно, что полопались волшебные светильники, освещавшие огромный зал. Наступила тьма.
— Что же это было? — ультразвуковой скороговоркой спросила Атропос, когда вопль её сестры иссяк.
— Несколько богов опять мгновенно переместились в пространстве, причём от Олимпа до Тартара, — ответила Клото. — Их крепчайшие нити и порвали полотно. Что с сестрой?
— Без сознания. Скоро поправится. Но какой теперь смысл?..
Клото отозвалась не сразу:
— Казалось бы, всё должно было сей же час погибнуть... Но я вижу, смертные живы, боги живы, и мы, вроде бы, тоже.
Сёстры закончили хором одновременно возникшую мысль:
— Устройство жизни изменилось!
Шестеро олимпийцев появились в пиршественных чертогах настолько внезапно, что несколько богов поперхнулось нектаром.
Зевс, Посейдон, Аид, Арес и Паллада удивлённо переглядывались и озирались, а Феб занимался самовосстановлением и стонами о возлюбленной Елене.
— Кто-нибудь позовите Амура, пусть выдернет стрелу, — раздражённо прогудел Аид. — Или добьёт его в голову.
Афина, хмурясь, наклонилась над поломанным братом, помогла ему выправить позвоночник. Хрустело при этом ошеломляюще — Геба чуть кувшин из нежных рук не выронила.
— Что скажешь, Громовержец? — угрюмо спросил бог морей.
— Нам дали понять, что мы горстка детей, — не менее угрюмо ответил Зевс. — Загнали домой. Интересно, где Гипнос.
— А мне интересно, как мы всё-таки с этими выскочками справимся, — подал голос Арес.
Тучегонитель подошёл к Гебе, взял кувшин могучей рукой.
— Мне надо срочно повидать мойр.
Высадив залпом полкувшина нектара, Зевс внезапно перестал пить и гневно уставился на богиню-виночерпия:
— Что это за бурда?!
— Не-не-нектар... — пролепетала Геба.
— Если это нектар, то я шмель, — стараясь справиться с гневом, сказал Громовержец.
Другие олимпийцы тоже пригубили напиток и возмущённо загомонили — в кубках и чарках оказалось нечто совершенно иное...
— Это возмутительно! — утробно пробасил Аид, а Посейдон выплеснул остатки себе под ноги, свирепо глядя на бедняжку Гебу.
— Дочь моя, — сохраняя олимпийское спокойствие, произнёс Громовержец. — Будь добра, принеси другого нектара.
Ни живая, ни мёртвая Геба убежала из пиршественных чертогов. Воцарилось гнетущее молчание. Текли минута за минутой, а дева-виночерпий всё не возвращалась.
Афина Паллада поймала взгляд отца. Зевс едва заметно склонил голову: сходи. Афина кивнула и удалилась.
Спустя минуту вернулись обе дочери Тучегонителя.
— Почему с пустыми руками? — мрачно спросил он.
— Весь нектар превратился в откровенную бурду, — ответила Паллада. — Это значит...
— Это значит, что через несколько часов мы все перейдём в первозданный ритм жизни и потеряем всякую возможность противостоять чужакам, — закончил за неё Посейдон.
Зайдя в дом, Омерос обнаружил там деву неэллинской красоты. Сказитель потерял дар речи и вытаращился на гостью, сидевшую на его любимой скамье.
Чужанка была землячкой Аполлона, смекнул Омерос.
Ленка видела перед собой аккуратного пятидесятилетнего мужчину. Борода, кудри — типичный местный. Вот только выглядел он больным — тёмные мешки под глазами, нездоровый цвет лица, одышка, плюс двигался с трудом. Безрадостное зрелище.
Философ поклонился и заговорил с опаской: