∀поллон против Олимпа

Молчание затягивалось. Ромашкин решил встать. Он поднялся на ноги — и вдруг выяснил, что на голову выше всех этих крепышей, которые пару секунд назад казались ему богатырями. Вообще-то, они и были богатырями — широкоплечими, с бычьими шеями, с накачанной мускулатурой, только маленькими, ведь сам Аполлон имел вполне себе средний росточек.

Разница озадачила и греков. Эти люди, вожди своих маленьких государств, не любили смотреть снизу вверх на собеседников.

— Может, это бог всё-таки?.. — пробормотал мужик с наглухо закрытым колчаном за спиной.

— Ой ли, Филоктет? — усомнился молодой воин. — А чего же он не назовётся?

— Пути богов неисповедимы, Неоптолем. Возможно, нас испытывают. Случается, боги принимают лик нищего или странника, а то и зверя какого...

— Много ты богов видел, Филоктет! — насмешливо оборвал Одиссей.

— Много иль нет, а другом сына Зевса, Геракла, на Олимп вознёсшегося, являюсь. — Филоктет многозначительно постучал по колчану, и Одиссей предпочёл промолчать.

Зато остальные стали хвастаться, кто каких богов видел и сколько раз.

Тут полог шатра откинулся, и внутрь ступил седой старец в сером подстать волосам хитоне и грубых старых сандалиях. Жилистый и узколицый, он резко отличался от накачанных мужиков, обступивших Ромашкина. На одну руку была намотана пола хитона, во второй прорицатель держал суковатый посох.

— Чего звал, царь микенский? — недовольно пробурчал старец, не поднимая взгляда с носков собственных сандалий.

— Чудесным образом в моём шатре появился этот юноша. — Агамемнон указал на Аполлона. — Я желаю знать, притом тотчас же, кто он.

Калхас стоял и чего-то ждал.

— Ну что ты медлишь, сто Зевесовых перунов мне в зад? — нетерпеливо вскричал брутальный крепыш с самой длинной и курчавой бородой и неестественно выпученными глазами.

— Следи за речью, Аякс, а то как бы не выполнил Тучегонитель твоей просьбы, — пробормотал предсказатель, и шатёр взорвался воистину конским ржанием греков.

Снова наступило молчание.

Царь Микен скривился, потом с явным усилием выдавил:

— Пожалуйста... Мы все просим.

Старец кивнул и поднял взгляд на заблудшего студента. Ромашкин никогда раньше не видел таких глаз. Они действительно лучились неким даром, вынести их взор не представлялось возможным, настолько тяжёлым и всепроникающим он был, но и прервать контакт не удалось — через Калхаса так и хлестал необузданный магнетизм, заставивший Аполлона качнуться и сделать шаг навстречу прорицателю.

В глазах и на лице старца медленно, но недвусмысленно проявился ужас.

— Кто ты? — пролепетали бледно-фиолетовые губы Калхаса, провидец протянул чуть подрагивающую руку в сторону Ромашкина.

Студент понял этот жест по-своему. Он приблизился к старцу и энергично пожал ладонь.

— Меня зовут Ап... — Парень не договорил, ведь стоило только ему коснуться Калхаса, как тот потерял сознание и рухнул на ковры, которыми была устелена земля.

Выпустив обмякшую холодную кисть, Аполлон дал Калхасу упасть и застыл в растерянности. Происходящее казалось ему вязким бестолковым сном, в котором пахнет перебродившим соком, буйствуют полуголые мужики, а крепкие на вид дедки валятся от рукопожатия.

Греческие здоровяки, таращившиеся на эту сцену, опять заговорили нестройным хором, отчаянно жестикулируя и вращая пылкими очами. Аякс опасливо ткнул ногой тело провидца. Одиссей припал к груди старца, ничего не услышал, гаркнул, чтобы все заткнулись.

— Дышит, и сердце работает ровно! — изрёк он, когда установилась тишина.

— Ладно. — Агамемнон потёр виски, наверное, возбуждая течение дум. — Хорошо. Кто ты, чужанин, и что ты сделал с Калхасом?

Орда культуристов-маломерок уставилась на Ромашкина.

— Как бы вам объяснить... — пролопотал студент.

— Коротко и ясно, — посоветовал, угрожающе разминая шею, царь Микен. — Назовись хотя бы!

— Аполлон, — брякнул парень и тут же понял, что сделал ошибку.

Грянул оглушительный хохот. Греки ржали долго, вытирая слёзы, колотя друг друга по спинам и показывая на Ромашкина пальцами. Первым отдышался Одиссей.

— Скажи, Аполлон...

И опять началась форменная истерика, правда, быстротечнее первой. Хитромудрый царь Итаки сделал вторую попытку:

— Скажи нам, Аполлон, где твои лук и стрелы? Где кифара? Где твои златые кудри?

Темноволосый короткостриженый студент, тощий и странно одетый, с черепком в руке, действительно слабо напоминал солнечного Феба — бога-стрелка, бога-музыканта.

«А ведь они меня того... Пришибут. Типа, за враньё», — решил парень и стал выкручиваться:

— Вы не дослушали. Я хочу сказать: Аполлон знает, как меня зовут. Я не помню. Ни имени, ни как здесь очутился.

В знак искренности Ромашкин прижал ладонь к груди. Вышло неестественно, как в провинциальном ТЮЗе, но атлеты прониклись и озадачились.

— Агамемнон, ты вождь над нами, — пророкотал Аякс, тряся бородой. — Сто Зевесовых перунов мне... — Он скосился на лежащего Калхаса. — в амфору! Это же какой-то плохой человек, наказанный богами!

— Ты не прав, сын Оилея, — возразил Агамемнон. — С каких пор боги в наказание зашвыривают повинных в наш стан?