Полмира

— Хотела бы я узнать побольше о том, что случилось с этими тремя, — сказала Колючка. — Там у них какая-то история.

— Иногда чем меньше знаешь, тем лучше живешь.

— Это ты. Не я. — Она глянула на него и заметила, что он тоже смотрит на нее. Почти голодно, почти напугано, и она почувствовала то покалывание глубоко в животе, и снова начала бы свой внутренний безумный спор сама с собой, если бы они уже не пришли на рынок.

Во всяком случае, на один из рынков. В Первом из Городов их были дюжины, и каждый размером с Ройсток. На всех царили суета и шум, это были города, набитые людьми всех форм и цветов. Грохотали огромные весы, стучали счеты, выкрикивались цены на всех языках сквозь крики, кудахтанье и гогот живности. Всюду разносилась удушливая вонь готовящейся еды, приторно-сладких специй, свежего навоза и боги знают чего еще. Всего. Всего, что продается в мире. Пряжки для поясов и соль. Пурпурные наряды и идолы. Огромные рыбы с грустными глазами. Колючка сильно зажмурила глаза и с трудом раскрыла, но всецветное безумие все еще кипело перед ней.

— Только мясо, — печально сказала Колючка, взвешивая в руке кошелек Отца Ярви. — Нам нужно только мясо. — Сафрит даже не сказала, какое именно. Колючка отпрянула, когда женщина в запятнанном переднике прошагала мимо с козьей головой в руке. — Откуда, черт возьми, начнем?

— Погоди. — Бренд остановился у палатки, где темнокожий торговец продавал нитки со стеклянными бусинами, и поднял одну так, что Мать Солнце заискрилась в желтом стекле. — Красивые, а? Девушки любят такие подарки.

Колючка пожала плечами.

— Я не знаток красоты. Как и девушек, если уж на то пошло.

— Но ты же девушка, разве нет?

— Так мне говорила моя мать. — И она добавила невнятно: — Мнения расходятся.

Он взял другое ожерелье, на этот раз сине-зеленое.

— Какое из них тебе бы понравилось? — И он криво ухмыльнулся. — В подарок?

Колючка почувствовала то покалывание в животе, в этот раз сильнее чем когда-либо. Почти тошноту. Если она и собиралась получить доказательство, то вот оно. Подарок. Для нее. Вряд ли такой, какой она выбрала бы сама, но если повезет, это было бы после. Если она подберет правильные слова. Что сказать? Боги, что сказать? Внезапно ее язык, казалось, увеличился вдвое.

— Какое бы мне понравилось, или… — Она посмотрела на него, склонив голову вбок, пытаясь говорить спокойно. Приятно, как бы это ни звучало. Она была спокойной три раза за свою жизнь, а приятной никогда. Так что вышло неуклюжее рычание. — Какое я хочу?

Теперь озадаченный вид.

— Я имел в виду, какое из них ты хотела бы, чтобы тебе привезли? Если бы ты была в Торлби?

И несмотря на сильную жару, холод пронзил Колючку, начавшись в ее груди и медленно пробираясь до кончиков пальцев. Не для нее. Для кого-то в Торлби. Конечно. Она позволила унести себя ветру в своей голове, несмотря на предупреждения Скифр.

— Не знаю, — хрипло сказала она, пытаясь пожать плечами, словно это не имело значения. Но это имело значение. — Откуда мне знать? — Она отвернулась, ее лицо пылало, пока Бренд говорил с торговцем о ценах, и ей хотелось, чтобы земля разверзлась и пожрала ее несожженной, как южных мертвецов.

Она раздумывала о той, для кого были эти бусы. Девушек подходящего возраста в Торлби было не так уж много. Скорее всего, Колючка ее знала. Скорее всего, та потешалась над Колючкой, указывала на нее и насмехалась над ней. Одна из тех красоток, которых ей ставила в пример ее мать. Одна из тех, кто знал, как шить, как улыбаться, и как носить ключ.

Она думала, что стала идеально жесткой. Удары кулака и щита ее не особенно ранили. Но у каждого есть свои щели в доспехах. Быть может Отец Ярви не дал раздавить ее камнями, но Бренд случайно с тем же успехом раздавил ее ниткой бус.

Он все еще ухмылялся, убирая их в карман.

— Думаю, они ей понравятся.

Лицо Колючки скривилось. Ему даже в голову не пришло, что она может думать, будто они для нее. Ему и в голову не приходило подумать о ней так, как она стала думать о нем. Словно все цвета в мире исчезли. Много времени в своей жизни она провела, сгорая от стыда, чувствуя себя глупой или уродливой, но никогда это не чувствовалось так остро, как теперь.

— Какое же я тупое говно, — прошипела она.

Бренд удивленно посмотрел на нее.

— Чего?

На этот раз у него был беспомощный вид, и искушение двинуть ему кулаком было непреодолимым, но она знала, что это не его вина. Это была ничья вина, только ее, а ударами по себе никогда ничего не решишь. Она попыталась напустить на себя храбрый вид, но не смогла этого сделать. Она хотела лишь убраться отсюда. Куда угодно. Она сделала шаг и остановилась как вкопанная.

Ей загораживал путь сердитый ванстер, который был с Матерью Скаер во дворце. Его правая рука пряталась в свернутой накидке, где, несомненно, держала меч. За его плечом стоял мелкий мужик с крысиным лицом, и она чувствовала, как кто-то двигается слева от нее. Здоровенный нижеземец, догадалась она.

— Мать Скаер хочет перекинуться с вами словечком, — сказал ванстер, показывая зубы, далеко не лучшие. — Будет лучше, если пойдете тихо.