Полная иллюминация

А Елена Н, вдова гробовщика Хаима Н, тысячи раз наблюдала, как двери их подпола растворялись навстречу смерти, но даже и вообразить не могла, в какую черную бездну горя может столкнуть человека обычная куриная кость, попавшая не в то горло. Она умоляла любить ее под кроватью, в тесном подобии склепа под некогда брачным ложем, в надежде, что соитие облегчит душевную боль, сделает жизнь чуточку переносимее. Сафран, мой дедушка, отец моей мамы, которого я не застал в живых, удовлетворял любую их прихоть.

Но прежде чем меня заподозрят в подхалимаже, необходимо отметить, что вдовы составляли лишь половину от общего числа любовниц моего юного дедушки. Он вел двойную жизнь: любил не только скорбящих, но и тех, кого не успела коснуться влажная лапка скорби, кто был ближе к своей первой смерти, чем ко второй. С его легкой руки расстались с невинностью пятьдесят две девственницы, и каждая в неповторимой позе, заимствованной им с картинок скабрезной колоды карт того самого приятеля, которого он все время оставлял в театре: одноглазую простушку Тали М с тугими косичками и заплатой из сложенной ярмолки на невидящем глазу он отшестидевятил, как валета; в Брэндил В, что страдала пороком сердца, отдувалась при ходьбе, носила очки с толстыми линзами и умерла до войны (слишком рано, но как раз вовремя) вошел со спины, как в двойку червей; Меллу С с пышной грудью и плоским задом, единственную наследницу самого богатого семейства в Колках (поговаривали, что в их доме даже столовое серебро было одноразовым), поимел на боку, как бубновую даму; Треме О, проявлявшей особое усердие на природе и стонавшей так пронзительно, что даже странно, как их не застукали, он позволил себя оседлать, как туза пик. Они его любили, а он их еб — десятка, валет, дама, король, туз — самый королевский из возможных флеш-роялей. Так что, несмотря на увечье, было у него все-таки две действующие руки: на одной — пять пальцев, на другой — пятьдесят две девочки, не сумевших или не пожелавших сказать «нет».

Но и выше пояса у него, конечно же, тоже была жизнь. Он ходил в школу и учился вместе со своими одногодками. Легче всего ему давалась арифметика, и его учитель, молодой Падший по имени Яким Е, даже предложил моим прабабушке и прадедушке отправить Сафрана в Луцк, в школу для одаренных детей. Но ничто не нагоняло на дедушку такой тоски, как учеба. Книги нужны тем, у кого нет настоящей жизни, — думал он. — Они не в состоянии ее заменить. Школа, которую он посещал, была небольшой: четыре преподавателя и сорок учеников. День был разделен на дисциплины религиозные, которым обучал Так Себе Раввин вместе с одним из прихожан Несгибаемой Синагоги, и дисциплины светские, или полезные, которым учили трое (а иногда двое, а иногда четверо) Падших.