Полная иллюминация

Мы с героем стояли перед памятником на протяжении многих минут, а Августина и Дедушка удалились во тьму. Мы не разговаривали. Разговаривать было бы элементарной невежливостью. Я взглянул на него только раз, пока он записывал в дневнике информацию с памятника, и я ощутил, что он взглянул на меня только раз, пока я памятник лицезрел. Он сел насестом в траве, и я сел насестом рядом. Мы посидели насестом несколько минут, а затем оба легли на спины, и трава была как постель. Поскольку было очень темно, звезды были видны нам во множестве. Мы были словно под большим зонтом или под платьем. (Я это не только для тебя пишу, Джонатан. Мне так действительно казалось.) За много последующих минут мы переговорили о многих вещах, но, по правде, я не слушал его, и он не слушал меня, и я не слушал себя, и он не слушал себя. Мы были на траве, под звездами – вот и все, что мы делали.

Наконец Дедушка и Августина возвратились.

Нам потребовалось всего 50 процентов времени для путешествия назад по сравнению с путешествием сюда. Я не знаю, почему так получилось, хотя и догадываюсь. Августина не пригласила нас в дом, когда мы вернулись. «Уже так поздно», – сказала она. «Ты, должно быть, утомлена усталостью», – сказал Дедушка. Она улыбнулась наполовину. «Я не очень умею делать сон». – «Спроси у нее про Августину», – сказал герой. «А про Августину, про женщину из фотографии, вы что-нибудь знаете или хотя бы как нам ее найти?» – «Нет, – сказала она и опять посмотрела только на меня, когда это сказала. – Я знаю, что его дедушка уцелел, потому что потом я его один раз видела, может год спустя, может, два». Она дала мне возможность перевести. «Он возвратился в Трахимброд посмотреть, не пришел ли Мессия. Мы поели у меня дома. Я ему приготовила, что в доме нашлось, и выкупала в ванне. Мы старались очиститься. Он многое пережил, это было видно, но мы знали, что лучше ни о чем друг друга не спрашивать». – «Спроси у нее, о чем они говорили». – «Он хочет знать, о чем вы говорили». – «Да ни о чем, в сущности. О невесомых вещах. Мы говорили о Шекспире, я помню, о пьесе, которую мы оба прочли. Их, знаешь ли, все перевели на идиш, и как-то он дал мне одну почитать. Я уверена, что она у меня где-то осталась. Я могла бы ее найти и отдать тебе». – «А что произошло потом?» – спросил я. «Мы повздорили из-за Офелии. Сильно повздорили. Он меня до слез довел, а я его. Ни о чем важном мы не говорили. Мы всего боялись». – «Он тогда уже встретил мою бабушку?» – «Он тогда уже встретил свою вторую жену?» – «Я не знаю. Он ни разу об этом не упомянул, а я думаю, что, если бы встретил, то, наверное, упомянул бы. Но, может, и нет. Это было такое трудное время для разговоров. Ты всегда боялся сказать что-нибудь не так, и обычно ничего не сказать казалось более уместным». – «Спроси у нее, как долго он оставался в Трахимброде». – «Он хочет знать, как долго его дедушка оставался в Трахимброде». – «Всего один вечер. Обед, ванна и ссора, – сказала она. – Но думаю, что и это было больше, чем он жаждал. Он только хотел проверить, не пришел ли Мессия». – «Как он выглядел?» – «Он хочет знать, как его дедушка выглядел?» Она улыбнулась и положила руки в карманы платья. «У него было огрубевшее лицо и густой каштановый волос. Скажи ему». – «У него было огрубевшее лицо и густой каштановый волос». – «Он был не очень высокий. Может, как твоего роста. Скажи ему». – «Он был не очень высокий. Может, как твоего роста». – «Он так многого лишился. Я его видела однажды, и он был еще мальчик, а два года превратили его в старика». Я сообщил об этом герою, а затем спросил: «Он похож на своего дедушку?» – «На того, каким он был до всего, – да. Но Сафран сильно изменился. Скажи ему, чтобы он никогда так не изменялся». – «Она говорит, что когда-то он был на тебя похож, но потом изменился. Она говорит, чтобы ты никогда не изменялся». – «Спроси, может, кто еще уцелел в окрестностях?» – «Он хочет знать, есть ли еще евреи среди останков?» – «Нет, – сказала Августина. – Есть один еврей в Киверцах, который мне изредка еду приносит. Он говорит, что работал вместе с моим братом в Луцке, только у меня не было брата. Есть еще другой еврей из Сокречей, который мне зимой огонь устраивает. Мне зимой особенно тяжело, потому что я старуха и не могу напилить дров». Я сообщил об этом герою. «Спроси, не думает ли она, что они могут знать про Августину». – «Может, им что-нибудь известно про Августину?» – «Нет, – сказала она. —