Полная история масонства в одной книге

Но известен и другой факт: однажды, мол, он исповедался своему покровителю герцогу Карлу Гессен-Кассельскому в том, что является сыном трансильванского князя Ференца Йозефа II Ракоци (1676–1735), чья первая жена, принцесса Гессен-Рейнфельдская, происходила из рода Тёкёли. Будучи еще младенцем, он был отдан на попечение последнего из Медичи, а когда вырос, то взял себе имя святого Жермена – брата святых Карла и Элизабет, именами которых назвали детей Ференца II. Однако изучение генеалогического дерева семьи Ракоци показало, что Ференц II никогда не был женат на Тёкёли, а его старший сын Леопольд-Георг, родившийся 16 мая 1696 года, умер в возрасте четырех лет. Конечно, смерть малыша могла быть мнимой, и ребенка, наследника рода, специально увезли за границу из политико-династических соображений. Во всяком случае, известно, что Сен-Жермен часто выдавал себя то за князя Ракоци, то за графа Цароки (анаграмма Ракоци). Возможно также, что граф просто слукавил, заменив Португалию Румынией. Ведь его чаще всего действительно принимали то за португальского маркиза, то за испанского иезуита, то за незаконнорожденного сына королевы Испании, жены Карла II, и графа де Мелгара из Кастилии.

Как бы то ни было, но впервые на исторической арене он появился около 1740 года, причем не где-нибудь, а в Австрии, где вошел в доверие к представителям некоторых аристократических фамилий. По-видимому, ему была поручена некая щекотливая дипломатическая (а заодно и шпионская) миссия, исполняя которую, он оказался в Лондоне, где и был задержан в 1745 году как агент недружественной державы. Впрочем, отношение здесь к нему было скорее ироническим (тогдашний английский премьер-министр писал в частном письме, что Сен-Жермен «прекрасно поет и играет на скрипке, и совершенно безумен»), и после недолгого разбирательства ему было позволено убраться восвояси.

В течение последующих десяти лет наш герой предпочитал перемещаться тайными окольными тропами и от большой политики старался держаться подальше. Ходили слухи, что все это время он провел в России, деятельно участвуя в придворных интригах, в частности, в дворцовом перевороте 1762 года, благодаря которому Екатерина II взошла на престол. Правда, подлинных, документированных доказательств этого нет, если не считать нескольких косвенных свидетельств – письма барона Гляйхена, где подчеркивается исключительное внимание, с которым граф Алексей Орлов-Чесменский относился к Сен-Жермену в Ливорно в 1770 году, рассказа маркграфа Брандербург-Ансбахского, у которого Сен-Жермен гостил некоторое время и который был свидетелем очень теплой встречи своего гостя с тем же графом Орловым в Нюрнберге в 1774 году (причем Сен-Жермен прибыл на встречу, одетый в форму русского генерала), а также мельком брошенной фразы другого Орлова, князя Григория Орлова, царского фаворита: тот однажды при упоминании имени Сен-Жермена вскользь обронил: «Кабы не он, то ничего бы и не было».

Истина, однако, требует сказать, что все это скорее относилось не к самому графу, а к его однофамильцу – барону Клоду-Луи де Сен-Жермену, военному и дипломату, путаница с которым лежит на совести у многих биографов Сен-Жермена. (Легенда о пребывании таинственного графа в Петербурге отразилась, как известно, в пушкинской «Пиковой даме».) Что касается «подлинного» Сен-Жермена, то, видимо, именно на этот период приходится наиболее тщательная его работа над своим «мистическим» имиджем, который он совершенствовал в аристократических салонах и при дворах высокопоставленных покровителей.

«Человек-алмаз»

Граф Сен-Жермен всегда выглядел человеком одного и того же возраста, примерно лет сорока пяти, и был необыкновенно красив и аристократичен. Вот что писали о нем современники: «Его огромная эрудиция и лингвистические способности не подлежат сомнению: он говорил на английском, итальянском, французском, испанском, португальском, немецком, русском, шведском, датском и многих славянских и восточных языках с такой же легкостью, как и любой уроженец этих стран. Лицо смуглое, одухотворенное, отмеченное признаками высокого интеллекта.

Черты правильные, глаза проницательные, волосы черные, осанка величественная. Одевался граф просто, но со вкусом. Единственное, что он позволял себе, – ослепительные бриллианты на руках, табакерке, часах и на пряжках туфель».

Дамы сходили по нему с ума. Он вел роскошный образ жизни, ездил на званые обеды, на которых ничего не ел, но зато болтал без умолку: тоном, немного язвительным и совершенно безапелляционным, он повествовал о событиях многовековой давности (например, о своих любовных связях с Клеопатрой, встречах с Платоном, Сенекой и даже с Христом), причем так, будто видел их собственными глазами. Он в точности описывал внешность давно умерших королей, имитируя их голос, манеры, речь и вдохновенно описывая сцены с их участием, словно видел их живыми. Так говорить мог только очевидец.