- Добрый вечер, мистер Рондол, - сказала она и протянула мне руку. - Я рада, что отец заполучил вас к себе на какое-то время. Я, правда, не знала, что ему в лаборатории нужен еще и адвокат… Но я не вмешиваюсь в папины дела. Это очень скучно.
- Добрый вечер, мисс Ламонт, - сухо сказал я и наклонил голову.
Самое сильное оружие, которым я располагал, была сухость. Извечное оружие бессильных.
Она удивленно подняла брови. И как тогда, в первый раз, они выгнулись совсем по-детски. На мгновение на ее лице появилось выражение недоумения, потом обиды, потом равнодушия.
- О, Оуэн, - улыбнулась она и повернулись к Бонафонте, который пошел и комнату. На нем был прекрасно сшитый темно-серый костюм, который шел ему. Я посмотрел на него. Лицо его было напряжено, на щеках выступили пятна. Он улыбнулся ей, но улыбка была вымученная, жалкая.
- Что с вами, Оуэн? - спросила Одри.
- Со мной?
- Да, с вами.
- Ничего.
- Вы не рады меня видеть? Я не претендую на многое, но…
- Для чего вы издеваетесь надо мной?
- Я? Над вами? Господь с вами, Оуэн.
- Как вы можете даже подумать, что я не рад вам? Вы же знаете, Одри… - Оуэн сделал судорожное глотательное движение, словно был питоном и собирался проглотить кролика.
- Что же я должна знать? - она снова изобразила недоумение. То ли она была профессиональная обольстительница, то ли очень хорошая актриса.
- Одри… - у Бонафонте было такое лицо, что я даже испугался за него. Еще минута - и он подавится кроликом.
- Ничего не могу понять… - она развела руками тем же жестом, что ее отец, но в отличие от его лапок руки у нее были длинные и красивые. Она вдруг озорно рассмеялась. - Неужели вы хотите сказать, мистер Бонафонте, что я вам нравлюсь? Это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я всегда относилась к вам с таким уважением… Боже, думала я, неужели же такой талантливый и симпатичный человек обратит когда-нибудь внимание на меня.
- Одри, - снова пробормотал Бонафонте и скривился как от зубной боли, - для чего вы это говорите?
- Простите, Оуэн, - грустно сказала она и печально опустила плечи. - Я знаю, что не могу понравиться вам. Что ж, каждый должен нести свой крест. Вам нужна девушка молодая, красивая, хорошо воспитанная, а не такая хулиганка, как я.
Она даже не издевалась над ним, не кокетничала с ним, она просто дурачилась.
Бонафонте сделал титаническое усилие, проглотил кролика, вытер вспотевший лоб платком и взял из рук Одри стакан с мартини.
- Бедный Оуэн, - тихонько вздохнул около меня профессор Ламонт, - когда он видит ее, он совершенно теряет голову.
- Я его прекрасно понимаю, - так же тихо ответил я, и профессор бросил на меня сбоку быстрый благодарный взгляд.
- А где Эрни? - спросил профессор. - Он же обещал вернуться к обеду. - Он посмотрел на часы. - Пусть пеняет на себя. Прошу к столу.
Мы прошли в столовую и уселись за круглый стол, на котором у каждого кресла стояла карточка с именем. Я оказался Между Одри и молчаливым высоким типом с лошадиными зубами - инженером Харрис-Прайсом. По всей видимости, он считал, что двойная фамилия так возвышает его над прочим однофамильным плебсом, что ни разу ничего никому не сказал. Впрочем, может быть, я и ошибался. Вполне возможно, что он был просто глухонемым. Но так или иначе аппетит у него был отменный. Немолодая женщина, прислуживавшая за столом, по-видимому, знала об этом, потому что все время подкладывала ему на тарелку.
- Простите, мисс Ламонт, - нагнулся я к Одри, - вы не могли бы сказать мне, мой сосед слева вынужден есть за двоих из-за того, что у него двойная фамилия, или он носит детям пищу за щеками?
Она улыбнулась и покачала головой:
- О, я не знала, что вы такой злослов.
Обед продолжался. Мой сосед слева продолжал с какой-то мрачной решительностью нашпиговывать себя едой, Бонафонте все шел красными пятнами, профессор Ламонт смотрел на Одри с немым восхищением, а сама Одри с воодушевлением рассказывала о необыкновенном уме своей собаки, которая вышвырнула с пятого этажа на улицу ее тапки. Это было настолько прекрасно, что я даже забыл на несколько минут, где мы находимся.
После обеда Одри пригласила Бонафонте и меня немного погулять. Бонафонте угрюмо отказался, с ненавистью посмотрел на меня, и мы вышли во двор.
Одри взяла меня под руку, и мы долго молча шли по дорожке. Пал туман, и зажженные в саду фонари окружали светлые нимбы.
- Мне показалось, что вы за что-то сердитесь на меня, - сказала Одри.
- А мне показалось, что вы запрезирали меня.
- Запрезирала? За что?
- За то, что я здесь…
Если бы она что-то знала, она должна была дать мне понять.
- Боже мой, какая глупость… - Она помолчала немного. - Скажите, а что с Гереро?
Она все-таки думала о нем. В отличие от меня. Хотя именно мне, его адвокату, следовало помнить, что время идет и срок подачи апелляции приближается. Я пожал плечами.
- Ничего, мисс Ламонт. К сожалению, ничего нового…
- В прошлый раз вы спросили у меня, мог ли он совершить убийство. Я думала об этом…
- И к какому же выводу вы пришли?