Полночь мира (=Пепел Сколена)

  Водка ударила в голову быстрее, чем ей полагалось. И гораздо сильнее. Комната, Джибран, золотой щит - все поплыло перед глазами. Ощущения были знакомыми - точь-в-точь как тогда, появился даже густой, как молоко, туман, хотя откуда ему взяться в комнате. Снова это ощущение полета...

  И в ноздри ударил совсем уж забытый запах бензина, в уши напористо рванулась музыка. О как! "Любэ"! Надо же, кто-то еще это старье слушает. "От Волги до Енисея - леса, косогоры да степи. Расея, моя ты Расея..." Моррест приподнялся - оказывается, его закинуло в кусты.

  Моррест - или теперь уже снова Миша? - огляделся. Его забросило в замусоренный, загаженный пригородный лесок, из-за блеклой листвы доносился неумолчный шум шоссе. А посреди полянки встала дорогущая иномарка цвета молодой листвы. Мотор рычал, музыка гремела, а с капота машины неслись стоны и вскрики. Они почти заглушали суровое мужское сопение.

  Картина была что надо: Моррест оказался как раз сбоку - будто нарочно, чтобы увидеть все подробности. Мужик лет сорока, спустив брюки делового костюма, яростно двигался между ног молоденькой блондинки, которая жмурилась и попискивала. Волосы рассыпались по ветровому стеклу, галстук мужика болтался - ни дать, ни взять, успешный коммерсант захотел приключений. Дамская сумочка была небрежно брошена в водительское кресло, по сидению рассыпались тысячерублевые купюры. "Есть такая профессия, - с легкой завистью подумал Миша-Моррест. - Буржуев ублажать".

  Глазеть на разврат он долго не стал. Кто знает, как соотносится земное время и сэрхиргское. Может, на счету каждая минута. Миша надел заплечный мешок - и зашагал к шоссе. Отчего-то казалось, что место ему знакомо - давным-давно, до путешествия в другой мир, он временами наведывался сюда с друзьями: шашлычка зажарить, "политру" приговорить. Знать бы тогда, чем это кончится. Так, а вот и шоссе. Километра три по лесу, потом мимо так и не достроенного завода, ныне прибежища бомжей и наркоманов - и вот он уже в городе.

  Дальше Моррест-Миша мог пройти с закрытыми глазами - даже теперь, после года на чужбине. А года ли? Вдруг тут он отсутствовал всего день? С немалым испугом Моррест вышел к освещенному неоновым заревом дому культуры, опасаясь увидеть афиши с незнакомыми - еще не снятыми, когда он попал в Сколен - названиями фильмов. Но нет, афиши висели те же самые, которые он видел перед отъездом в Питер. Вон та, "Только до 27 июля" - считай, подсказка. В Сколен он попал 22-го - значит, прошло не более пяти дней. Даже если сейчас двадцать седьмое, прошло лишь три дня с тех пор, как он должен был вернуться из Питера. Три дня - это все же не полгода... и не двадцать лет. И не двести. А вот газета, выброшенная каким-то обормотом. Так, что за дата... Отлично, и год тот же. Он еще не успел стать "без вести пропавшим", даже не опоздал, хе-хе, на работу.

  Миновав клуб, где, несмотря на поздний час, гремела музыка и слышались какие-то вопли, он углубился в лабиринт дворов. Обшарпанные, исписанные похабщиной стены, раскиданные окурки, пустые банки и бутылки - и их спутник, неистребимый запах мочи. Когда-то несознательность граждан возмущала. Теперь все казалось детскими шалостями. Это не имперская столица Старый Энгольд с текущими по улицам нечистотами и целыми кварталами развалин на окраинах. И не Алкриф, где на немощеных улицах тут и там хрустят рыбьи кости. Да и все выходки Рыжего с Жириком не тянут на бактериологическую войну в исполнении короля-батюшки Амори.

  Дом 26 по улице Некрасова. Второй подъезд, восьмой этаж... Квартира 217. Хоть время и позднее, звоним в дверь. Что-то не охота бомжевать в парке. Если сегодня правда двадцать седьмое, завтра на работу. Хорошо выспаться и переодеться. Да хоть в душе помыться - то еще удовольствие: стоило год мыться в реках, в лучшем случае париться в бане, чтобы теперь оценить блага современной цивилизации.

Глава 23. Очень старый солдат

...Но пройди по тропам, по травам своим - и увидишь: во всей земле еще - из края в край - ржавь осколков, шрамы полузаросших окопов. Еще будто тянет из лесу дымом партизанского костра... Еще кажется, не утих стон почерневшей от горя вдовы...

И. Мележ. Минское направление.