Полночь мира (=Пепел Сколена)

  Такого Моррест не видел даже в фильмах ужасов. Ужас, темный, иррациональный, потусторонний, сдавил сердце, во рту пересохло. А палач уже наложил на лицо извлеченную из очага раскаленную железную маску. Когда снял, лица под ней не было, а был жуткий, местами сочащийся кровью, местами обугленный и дымящийся окорок. Еще несколько минут - и у девчонки просто не выдержит сердце, но палач уже положил остывший инструмент в жаровню. Только напоследок ударил молоточком по пальцу руки, с хряском расплющив сустав. Моррест успел заметить - то был последний целый палец на руке. В ответ раздался даже не вопль - кричать она уже не могла - а жуткий, глухой хрип.

  - На сегодня хватит, - произнес палач. - Может умереть, и как тогда влиять на ее отца?

  - Сполосни ее и пусть отдыхает, - произнес следователь. - Как в себя придет, пусти похотливых собак, чтоб ей на колу сидеть понравилось, если папаша откажется говорить, подвесь на дыбу и кнутом. И пусть святоша смотрит. А этого обратно, мы с ним маленько поговорим.

  Стул с Моррестом унесли назад. За дверью еще раздавались тихие стоны и всхлипы: болело у нее, наверное, все тело. Наверняка все время, пока он сидел в камере, ее беспрерывно пытали. Нет, все, что угодно - только не это... Следак будто подслушал его мысли:

  - Как видите, Моррест ван Вейфель, вы все равно все скажете и во всем признаетесь - не по-хорошему, так по-плохому. Но я надеюсь на сотрудничество. Вы же разумный человек, должны понимать, что против лома нет приема. И тем, кто вас использовали, а потом выбросили, вы ничего не должны. Ваши показания смягчат вашу вину. Сразу предупреждаю: за одну государственную измену вам полагается четвертование, со всем остальным потянет на кол или что похуже. Но если вы будете сотрудничать со следствием, казнь заменят на пожизненную каторгу. Чем Ирлиф не шутит, лет через тридцать еще амнистируют, к старости выйдите на волю. Если не хотите кончить как та девка, дочь жреца... Хотя что я говорю, насиловать вас никто не будет. Но вот раскаленный штырь в зад точно засадим. Обещаю.

  "Вербуют!" Интересно, на кого заставят дать показания? Жрец мертв или, что еще хуже, в застенке, и уж точно подпишет все, что дадут - хотя бы чтобы обеспечить дочери быструю смерть. Он не нужен. Олтана рабыня, хорошо, если она сама сейчас не корчится на дыбе (а может, уже получила награду за донос на нового хозяина). Ей тоже, в общем, плевать, кто ее будет стегать плетью и раздвигать ноги. То, что он был добрее других, не отменяет того, что он ей никто, а жизнь и красота - все, что у нее есть. Никого из придворных, кроме Эленбейна, он толком не знает, но ради Эленбейна не стали бы арестовывать. Значит...

  Вот именно. Альдин - и его мать, как ее там? Или все наоборот, и "заказали" придворного историка они, и сами же подтолкнули к ловушке? Тоже похоже на правду. Но что - "похоже", а что правда?

  - Для начала скажите мне, какому богу вы молитесь, Стиглону или Кетадру?

  - Повелитель Снегов, Кетадр. Я же кетадрин.

  - Прекрасно. Но почему у нас нет сведений, что вы молились на галере после выхода из Хеодритского залива, в своих покоях в королевском дворце, да хотя бы в архиве? Кетадр - бог подземелий, а архив находится в подвале. Почему не совершали обряды, не соблюдали посты?

  - Потому что без храма я не могу молиться и приносить жертвы, - почти не обманывая, произнес Моррест. - Кроме того, наша вера позволяет в случае, если невозможно служить Кетадру, молиться его Отцу Стиглону.

  - И вы пошли в его храм. Допустим. Кстати, не знаете об указе о запрете на почитание Стиглона в Алкской земле?

  - Впервые узнал уже тут.

  - Допустим, - повторил следователь. - Назовите круг лиц, с которыми вы общались - не обязательно на тему переворота.

  - Капитан галеры Ррольм ван... забыл.

  - Хорошо. Дальше.

  - Его величество король, придворный хронист Эленбейн ван Эгинар, служанка Олтана...

  - Вступали ли вы с ней в соитие?

  - Не понял, - моргнул Моррест. - Я...

  - Вы притворяетесь или издеваетесь? Может, девку отвязать, пустить погулять, а палачу дать свежее мясо?

  - Я должен отвечать?

  - Не должны, - неуклюже пошутил дознаватель. - А мы не обязаны воздерживаться от пыток и ходатайствовать о помиловании.

  - Ладно, я понял. Да, было. Несколько раз.

  - Говорила ли она с вами о положении Сколена, владычестве алков, вела ли крамольные речи?

  - Нет.

  - А говорила ли о некоем Альдине и его матери?

  Уже заскучавший от обыденных, предсказуемых вопросов, Моррест встрепенулся. Ну, и как отвечать? Скажешь "да" - еще окажешься с ними в сообщниках. Скажешь "нет" - следователь решит, что подсудимый запирается, и пора заменить девчонку на пыточном станке.

  - Да, говорила, - выбрал Моррест наиболее безобиднй ответ. В конце концов, говорить о человеке не значит склонять его к мятежу. Если приравнивать к государственной измене вопрос "как поживаешь", проще хватать за измену всех подряд. - О нем, его родителях. Потом он был у нас в гостях. Но мы ничего такого особенного не говорили.