И в то же время Амори не может оставить сколенцев в покое: войска придется стягивать со всех концов королевства. Если в Сколене вспыхнет восстание (а такую возможность королю показал сам Моррест), местные лесорубы наверняка примкнут к восставшим. И образуется анклав сколенцев в самой Алкии, считай, на дальних подступах к Валлермайеру и даже к Алкрифу. Как наступать на Сколен, если у тебя в тылу готовая на все армия в тысячу человек? Если Амори хочет удержать Верхний Сколен, ему надо сломать хребет сопротивлению здесь и сейчас, пока Эвинна еще не стала вождем восставшего народа. И Амори, уверенный в том, что сильный враг - эликсир молодости для страны, наверняка примет вызов. А значит... Вот именно, значит, сколенцев попытаются стереть с лица земли именно сейчас.
Благо, беглецы предоставили и повод. А не было бы этого повода, обошлись бы и без него.
"Уходить надо! - внезапно понял Моррест. - Хоть в этот Ведьмин лес - вряд ли он опаснее алков..." Моррест не знал, откуда появилось это четкое, невероятное для прошлой жизни чувство, что еще через пару часов будет поздно. Наверное, оно было и раньше, но та жизнь была размеренной и безопасной. Откуда было появиться этому тревожному, острому предчувствию?
- Не волнуйся, Моррест, мы тебя в обиду не дадим, - произнес Хегер, словно почувствовав его опасения. - Мы же шли по дороге - и что-то не видели не наемников, ни рыцарей.
- А в городе... есть алки?
- Пятьдесят пехотинцев. Чисто для вида, чтобы мы не забывали, под чьей властью живем. Да не волнуйся ты, они ничем не лучше тех вояк, у которых мы отбили Арелью. Наемники - они не смертники, Моррест. Если начнется, они сдадутся без боя.
- Да что ты так завелся? - встряла Олтана, помогая собирать хозяйке посуду. - Никогда тебя таким не видела... Может, сходим, подышим воздухом?
- Ага, подышим свежей мочой в лифте, почитаем матерки на стенах, - ухмыльнулся Моррест. Жаль, Олтана не поняла, что такое "лифт", а то бы оценила шутку юмора. - А еще порадуем грабителей и карманников...
- У нас таких нет, - возмутилась Маллия. - На рынке кошель подрезать - это бываает, а так, чтобы в открытую... Тут у каждого оружие и все всех знают.
Приобняв Олтану за гибкую талию, он вывел ее на улицу. Ночь встретила их непроглядной тьмой и тишиной. Ночь выдалась теплая, звездная, а узкая кривая улочка городка, казалось, таила в себе загадку, но, как ни странно, добрую. Шелестела листва чахлого тополя неподалеку, звенела вода в утекающем в лес ручейке, скрипела открываемая ставня, даже далекий вой собаки не казался пугающим. Свежий ветер с моря пах солью и влагой, он не залетал в самые подворотни, но на улице почти не пахло мочой и нечистотами.
Подозрения, поселившиеся в голове, словно выдуло этим ветром и зашвырнуло в недалекий Ведьмин лес. Моррест обернулся к Олтане, обнял любимую и накрыл ртом чуть приоткрытые губы. Его язык коснулся ее, потом он ощутил, как встретились их зубы. А руки уже ласкали пышную, высокую безо всяких корсетов и бюстгальтеров грудь любимой. Она была теплой и мягкой, и сама Олтана всегда покоряла его домашней простотой и уютностью. Там, дома, Моррест завидовал соседу, у которого крутая тачка, а в квартире евроремонт, а жена с внешностью телезвезды. Здесь он понял, что все это ничего не значит. Имеет значение только женщина, с которой где угодно чувствуешь себя как дома. Он потерял преставление о времени, стискивая женщину в объятиях.
Когда губы разомкнулись, Олтана взглянула ему прямо в глаза. Моррест удивился серьезному, немного настороженному взгляду.
- Пойдем, - прошептал Моррест. - Ну же, я видел местечко...
- Моррест, я должна у тебя кое-что спросить, - вдруг серьезно, как-то даже строго, произнесла она. - Если я понесу от тебя, ты меня бросишь?
Моррест замер, как вкопанный. Хотя чему удивляться? Она повидала более чем достаточно людской жестокости. Но как она может подозревать его?
- Чушь. С чего ты взяла?
- Я же рабыня, господин, и мое дитя - всего лишь дитя рабыни.
- Это будет мой ребенок, - нешуточно возмутился Моррест. - Я не позволю, чтобы мой ребенок и его мать скитались бездомными. Как ты вообще могла такое подумать?!
- Если рабыня понесла от господина, у нас ее продают куда подальше.
- Да плевать мне, как у вас принято, - отмахнулся Моррест. - А у нас принято не расставаться с теми, кого полюбил. И растить детей вместе. Мне наплевать, что ты когда-то была в неволе. Плевать и на Эленбейна и на тех, кто был до него. И у меня есть прошлое, ну, и что с того?! Важно то, что ты любишь меня, а я тебя. Пойдем. Я докажу, что ты зря беспокоишься...
Еще днем, когда шли сюда, он приметил брошенный, полуразвалившийся дом, глазевший на мир пустыми глазницами окон. По словам Маллии и Хегера выходило, что дом опустел уже в Великую Ночь, а с тех пор подтаявшее население почти не росло. Зачем растить детей, если знаешь, что их уделом будет гнуть спину перед чужеземцами, отдавать последнее - и вечно бояться этнических чисток?