Полночь мира (=Пепел Сколена)

  Да-а, хорош. Решил, что раз знает будущее (да и то неизвестно, знает ли), то и в настоящем не пропадет. А в это время перебежал дорожку умным и могущественным людям, у которых гордыня не застилала глаза... Да что теперь убиваться? Надо думать, что делать тут, в тюрьме, чтобы в итоге не угодить на плаху. Что там было в Законе Алкском насчет общения со смутьянами?

  Моррест так задумался, что не услышал шагов. Только когда с лязгом открылась дверь, вздрогнул, не ожидая ничего хорошего. И действительно, двое давешних тюремщиков с копьями наставили оружие на Морреста. Старший коротко скомандовал:

  - Открой замок. А ты пойдешь с нами.

  Не было бы счастья - да несчастье помогло. Моррест блаженно потянулся, ощутив, что можно выпрямиться, но ему в ребра тут же уперлись оба копья, а на голову намотали плотную ткань. Оставалось идти, куда вел третий, приладивший на шею веревочку и теперь тянувший за собой. Здешние менты мало что знают о правах человека, и нет на них правозащитника Ковалева c язвительной толстушкой Новодворской...

  Повязку с Морреста сорвали только в низком сводчатом помещении, где сидели угрюмый лысый толстяк с рыжей бородой, два писца с толстенными книгами и низенький, горбатый человечек во всем красном. Его лицо закрывала такая же маска, и можно было не сомневаться: допрос пройдет при его непосредственном участии. От одного взгляда на палача Морресту стало дурно.

  - Садись, - безразлично произнес толстяк-следователь. Стоило Морресту усесться на колченогий, но прочный стул, как один из конвоиров быстро и ловко привязал Морреста. Теперь он мог шевелить только головой. - Ты обвиняешься в создании преступного заговора с целью свержения законной власти, а также посещении закрытого храма Стиглона сразу после издания указа, а также в оказании сопротивления при задержании. Ну, и в довесок - прелюбодеяние со сколенкой. Мы будем задавать вопросы - ты будешь отвечать. А если не захочешь, тогда... Снорри, Алкин - отнесите парня в комнату ускоренного дознания, пусть посмотрит, как это делается.

  Конвоиры подхватили стул за ножки и легко оторвали от стола. Открыли дверь - и в нос Морресту шибанул запах бойни: пахло кровью, каленым железом, а еще нечеловеческими болью и страхом. Жесткие руки с грязными ногтями силой повернули его голову в противоположную сторону. Против воли Моррест поднял глаза - и обомлел.

  В комнатке было жарко, как в бане, едко пах угольный дым. Запах распространялся из железной, типа буржуйки, печки, но хитро устроенный дымоход не давал дыму распространяться по всей комнатке. Большая часть скапливалась в черном от копоти дальнем углу, там было ничего не видно. Но оттуда, из самой черноты, доносился надсадный хрип и кашель.

  - Хорошо, накалились, - произнес палач и потер руки. Голос звучал глухо - он-то явно натянул на лицо повязку из мокрой марли. За специальную ручку труба дымохода была повернута и вставлена в стену. Дым прекратил идти в помещение, и теперь Моррест увидел такое...

  Он вспомнил несчастную - это ее жестоко избили при аресте в храме, а потом он попытался ее заслонить. Теперь он корил себя - наверное, стражники могли бы ненароком сломать ей шею, или отбить внутренности, увлекшись расправой. Больно, конечно - но совсем недолго. Куда простым костоломам из рыночной стражи до королевского палача! Обнаженная, вся в ожогах, синяках и пятнах крови, она бессильно распласталась на пыточном станке, только изо рта сочилась грязно-серая от угольной копоти слюна. Между ног, с содроганием заметил Моррест, запеклась кровь. То ли страже довелось схватить девственницу, то ли просто слишком много оказалось желающих познакомиться...

  Когда дым иссяк, обреченная немного пришла в себя. Даже узнала Морреста и нашла силы грустно улыбнуться. В этот момент удовлетворенный палач извлек из печи рдеющие клещи - и подошел к жертве. Предчувствуя продолжение пыток, девушка сжалась, но палач отодвинул щипцы в сторону. Несколько раз придвигал к самому лицу, потом отводил, дожидаясь, пока она расслабится и перестанет шарахаться от раскаленного железа. И только раза с десятого одним резким движением сомкнул клещи на соске левой груди. Истязаемая выгнулась дугой, долгий, звериный вопль забился под низким потолком. А палач уже крутнул какой-то ворот, и привязные ремни поползли в разные стороны, растягивая ее. Палач остановил маховик, когда и руки, и ноги девушки готовы были выпрыгнуть из суставов. Ступню уже стягивает что-то вроде небольших тисков, хрустят кости, и теперь жертва кричит безостановочно. Иногда боль так сильна, что у нее перехватывает дыхание и крик обрывается, чтобы в следующий раз перейти в нечеловеческий вой.