Полночь (сборник)

Он высвободил руку, умоляя оставить его, уйти, поспешить, семь минут, для пересадки это всего ничего, да еще и багаж…

Нет-нет, у нее сколько угодно времени, она сядет на поезд, отходящий в девять двадцать восемь… Решено. Она скользнула на сиденье рядом с ним.

Он почувствовал, как ее рука касается его плеча, поднимается по затылку, голове, почувствовал, как ее грудь прижимается к его боку, задрожал и одеревенел, когда ее теплое дыхание затуманило у него в ушах слова, которые она бормотала ему в упор, он улавливал только их интонацию, ободряющую, материнскую, невыносимую. Он сжимал зубы и считал удары пульса в кончиках пальцев, которые плющились в кулаке у самого рта, и внезапно что-то еще, ее мягкая рука, ее полная грудь, она хрипло вскрикнула, закусила губу, он увидел, в ее глазах возбуждение, как покраснели, надулись ее шея и щеки, он давил все сильнее, замешательство, ярость, его грубые пальцы порывались ухватить незнамо что твердое или острое под каучуковой уродливой массой, которая, казалось, увеличивается, все время ускользая из его руки, она расцарапала ему запястье, кричала, ее черты искажали ужас, непонимание, боль, он оттолкнул ее. Она влепила ему пощечину.

Ей на выручку устремилось двое или трое, один из них, лет сорока, хорошо одетый, крыл его по-немецки, потом по-английски, стуча по столу, грубости, которые она повторяла между двумя шумными всхлипываниями, тут же прося этих преданных людей помочь, если можно, снести ее багаж, у нее осталось всего несколько минут на пересадку, и ей не хотелось бы рисковать, оставаясь на вокзале с этим опасным придурком. Они не преминули откликнуться, вот большая сумка, держите, зонтик, да, главное, чемодан, он очень тяжелый, спасибо, быстрее, подать жалобу, заявите на него, я видел, я все видел, сумасшедший, ja, polizei, kriminell, sexual [24], их полные злобы, негодующие голоса становились все громче и громче, по мере того как они удалялись по проходу, постоянно оглядываясь на него, все так же сидящего у своего окна, промакивающего запястье носовым платком, погруженного в изучение рисунка и окраски кровоточащей ссадины, ощупывающего окоченевшими пальцами пылающее и все еще бесчувственное после пришедшейся в него оплеухи ухо.

Вагон опустел. Несколько птиц проскользнуло между балками стеклянной крыши.

Поезд, медленно тронувшийся с другой стороны платформы, вызвал на несколько секунд иллюзию, что уезжает он.

Появился контролер и обратился к нему, указывая на дверь: Endstation, raus… потом, согнув колени, чтобы заглянуть под сиденья, он вроде бы посоветовал ему не забыть свой пластиковый пакет.

На перроне он увидел скамью и тут же на нее повалился, растер себе колени, выпрямил, помассировав затылок и плечи, спину. Вытер запястье, облизал его, прижал к ранке носовой платок. Кровь испачкала подкладку и край рукава.

Он поискал в карманах свои расписания, надел очки, разгладил листы бумаги, перебрал их, оставив только те, поверх которых девица из агентства написала зеленым фломастером соответственно: Гамбург/вокзал-аэропорт и Гамбург-Хельсинки, а остальные выбросил в мусорную урну у подножия лестницы, поднимавшейся к угрюмой, нетерпеливой толпе в зале ожидания.

Семь тридцать пять. Поезд на Стокгольм через Копенгаген уже ушел. Он мог бы быть в Хельсинки в полдень по местному времени, если бы поспешил, то есть устоял перед потребностью по меньшей мере ополоснуть лицо, хоть что-то съесть и выпить, пройтись несколько минут по свежему воздуху — и прежде всего не стал бы задаваться вопросом, какой теперь смысл, коли с ней все в порядке, коли она выпуталась… С ней все в полном порядке!.. наивно кричал Людо, какой язвящий сарказм за его торжествующими нотками, он, наверное, хотел, чтобы я его поблагодарил, он ожидал, что я его поздравлю с тем, как героически он провел десять часов, слоняясь без дела и сотрясая воздух в больничных коридорах, для начала, конечно же, на меня напав: всю ночь, всю ночь ждал, что ты позвонишь… тогда как если кто и провел всю ночь в самом деле без сна, если кто-то действительно имеет в этой истории право злиться и протестовать… Очень хорошо, с ней все в полном порядке… обманут, Гамбург… хорошо бы все-таки, чтоб ты приехал… а я, кретин, ничем не лучше крысы, вонючий, грязный, разбитый…