– А что будет с «Черным дроздом»? – Мистер Лейзенби похлопал рукой по столу. – Ты же наследница Зи. Получается, кафе теперь принадлежит тебе, правильно я понимаю?
Все присутствующие, включая орнитологов, выжидающе уставились на меня. Что же ответить? Вообще-то оно мне не принадлежит… пока.
Мистер Лейзенби продолжил:
– Что будет с кафе, если ты уедешь?
Бедняга Лейзенби несколько дней кряду поднимал меня спозаранку, когда кафе было еще закрыто, и с надеждой спрашивал, будем ли мы продавать пирог «Черный дрозд». Я внимательно взглянула на старика. В его воспаленных голубых глазах застыла тревога: он боялся утратить связь с любимой женой, умершей больше десяти лет назад.
Мистер Лейзенби протер лысину носовым платком.
– Я смогу по-прежнему покупать пирог «Черный дрозд»?
Сердце заныло. Не хватало духу признаться, что в скором времени я намереваюсь продать кафе, чтобы заплатить за обучение в медицинском. По условиям завещания я получу наследство, если отработаю здесь два месяца.
– Смогу или нет? – тормошил меня мистер Лейзенби.
– Не знаю. – Так далеко я не загадывала.
Старик подозрительно сощурился.
– А ты точно внучка Зи? Я начинаю в этом сомневаться. Ты даже пироги не печешь! – обвиняюще бросил он.
Джина с кофейником в руках ринулась ко мне.
– Отис, что за манеры! Помолчи. Оставь девочку в покое. Под таким градом вопросов у кого угодно голова пойдет кругом. Анна-Кейт, может, передохнешь? Посидишь, подышишь свежим воздухом… – Она обернулась к посетителям. – Кому еще кофе?
– Хм-м. – Мистер Лейзенби скрестил руки на груди.
– Спасибо, Джина. – Мне и правда нужно было выйти на воздух, собраться с мыслями и уговорить саму себя немного потерпеть.
Я направилась в кухню. Лук отворил передо мной дверь из проволочной сетки.
– Хочешь перекусить? Я быстренько что-нибудь сварганю.
– Нет, спасибо, Лук. Я скоро вернусь. Мне надо минутку побыть одной.
– Не торопись, отдыхай спокойно. Мы с Джиной тут прекрасно управимся.
Выйдя на террасу, я захлопнула дверь и, привалившись к косяку, прикрыла веки. К витавшему в воздухе запаху мяты примешивалось что-то еще… Кажется, жимолость. Странно, не замечала ее в саду.
Я в недоумении распахнула глаза и подпрыгнула от неожиданности: на ступеньках террасы сидела девушка лет пятнадцати. Вздрогнув, она грациозно вскочила на ноги.
– Простите, мэм. Не хотела вас пугать.
О господи, опять это чертово «мэм»…
– Ты тоже из любителей птиц? – на всякий случай поинтересовалась я.
Вряд ли, конечно. Девушка не была похожа на орнитолога: высокая и стройная, как ива, в черной майке и ультракоротких шортах. Босые ступни в пыли, загорелое лицо усеяно веснушками. Темные длинные волосы частично заплетены в косу вокруг головы, а оставшиеся пряди волнами спадают на плечи и спину. В руках – корзинка, заботливо накрытая расшитым кухонным полотенцем.
Незнакомка уставилась на меня, хлопая ресницами. Ее удивительные, огромные синие глаза выражали растерянность.
– Каких любителей птиц?
Я указала на собравшуюся у забора толпу.
– Вот этих. Они приехали полюбоваться на черных дроздов.
Девушка оглянулась, и меня овеял тот самый цветочный запах. Вероятно, незнакомка пользуется шампунем или лосьоном с ароматом жимолости.
– А-а. Нет, мэм, я не с ними. – Она отвернулась к шелковицам и сморгнула слезы. – Так жаль, что мисс Зи умерла… Мы близко дружили…
– Спасибо тебе… э-э…
– Ах да, я Саммер. Саммер Павежо.
– Анна-Кейт Кэллоу, – представилась я, хотя подозревала, что Саммер и так уже догадалась. Я кивнула на стоящие на террасе кресла-качалки. – Давай присядем. У меня ужасно болят ноги.
Бесшумно ступая по подгнивающему дощатому полу, Саммер последовала за мной и, не выпуская из рук корзину, осторожно уселась в одно из кресел.
– У вас красивые балетки, но, думаю, это не самая подходящая обувь для официантки. Зи носила кроксы и была ими очень довольна.
Я поморщилась.
– Ни за что не надену такие шлепанцы.
Саммер улыбнулась.
– Вы хотя бы кеды с собой привезли?
Не только кеды, но и вообще все свои пожитки.
– Да, где-то валяются. Я поищу.
– Отличная идея!
Настал мой черед улыбаться: как-никак, идея принадлежала самой Саммер.
Я заметила, что ее пальцы перепачканы фиолетовыми пятнами – вероятно, от ежевики. Однажды летом – в ту пору мы жили в Огайо – бабушка втихомолку отвела меня собирать ежевику. Когда мы вернулись, мама увидела наши окрашенные в фиолетовый цвет ладони и сразу все поняла, но, к моему удивлению, не стала ругаться, а лишь посмеялась и попросила Зи испечь из собранных ягод пирог «Коблер». Наверное, потому, что обожала ежевику. Это был самый вкусный «Коблер», который я когда-либо пробовала.
– Ты давно знакома с Зи?
– Всю жизнь. Получается, уже восемнадцать лет. Я родилась и выросла в Уиклоу.
Восемнадцать? Никогда бы не подумала, что Саммер такая взрослая. Но я ничем не выдала своего удивления: подростки обычно предпочитают выглядеть постарше.
– В теплое время года я дважды в неделю помогала мисс Зи ухаживать за садом. Она очень по вам скучала и хотела, чтобы вы поселились в Уиклоу.
Я приподняла брови.
– Бабушка говорила обо мне?