Полночь XXI века

Когда Мила ушла, Леонид всё-таки попробовал взяться за документы, но тут же отложил. Прав был Саша, не железный он. Но и просто идти спать ещё не хотелось, мозг требовал хоть какой-то деятельности, пусть и необременительной. Леонид разложил подготовленную референтами подборку новостей, и первым шёл обзор прессы из США и Европы. Главной темой недели были «изменения законодательства под давлением профсоюзов в сторону повышения социальной защищённости работника от неправомочного увольнения». Дочитав, Леонид устало обмяк и откинулся на спинку кресла. Если отбросить словесную шелуху — остальной мир окончательно принял систему рабских контрактов. Юля оказалась не просто права во всём, предсказанные гостьей перемены начались даже раньше её прогнозов.

Леонид встал и подошёл к большому окну. Поздний летний закат уже почти догорел, на глазах в небе пропали последние робкие розовые и жёлтые цвета. Чуть дольше задержались синие, фиолетовые, пурпурные, но и они на глазах сменились бледной известью. Ночь подменила полнокровную тёплую радугу холодной блёкло-серой гаммой, тени, минуту назад ещё рельефные, пропали, растворились в ночном воздухе. Город уснул, погасли окна, и лишь осторожные фонари да робкие точки звёздочек бессильно пытались разогнать заполонившую улицы холодную, мертвенно-бледную темноту. Сердце сжало нехорошим предчувствием: хватит ли у него сил хотя бы придержать тьму, которая с каждым мигом захлёстывала Земной шар всё сильнее?

Эпилог не ставший эпилогом

Тимофей помог Юле выйти из машины, но к тому мигу, когда они поднялись на гостевой этаж и вошли в номер, понял, что сон окончательно ушёл. Оба переглянулись — Юля тоже выглядела бодрой — и Тимофей предложил:

— А пошли, поднимемся? Сверху на ночную Москву открывается шикарный вид.

Юля молча кивнула, разве что на мгновение задержалась прихватить две куртки — наверху наверняка прохладно — и пошла следом. Несколько минут спустя оба уже стояли на крыше.

Город был укутан вечерней тишиной. Последним краешком солнце сквозь дома как раз ныряло под горизонт, и в фиолетово-синем небе возникло несметное множество незаметных днём облачных сетей: тонкие, полупрозрачные, они связывали плывущие в вышине кучевые облака и казались нитками исполинского невода, бороздящего небесный океан и вылавливавшего заблудившиеся тучки. Но прошло всего несколько минут, как на глазах заворожённых красивым зрелищем зрителей хрупкие стеклянные нити облаков начали распускаться, источаться, смешиваться и растворяться — будто в стакан налили цветные жидкости слоями, а потом встряхнули. Ненадолго, солнце всё стремительнее проваливалось, забирая краски с собой… не до конца. На горизонте небо стало непрозрачным, где робкие избежавшие туманного невода облака отражали свет фонарей — красноватым, и чёрным там, где небесный свод не стал прикрываться облачной фатой, а продолжил задумчиво смотреть на землю. Загадочно перемигивались звёздочки, будто подсмеиваясь над рукотворными светлячками фонарей и окон. Тёмные дома превратились в тощие, болезненного вида тени наподобие подставок для декораций. Юля невольно вздрогнула и зябко повела плечами:

— Я словно после спектакля забралась на уже не освещённую сцену. Убожество, непрочность и недолговечность декораций, и понимаешь, что действительность, иллюзия, которую им удалось создать, была создана не их жизнью, а каким-то трюком. А вокруг актёры: мгновение назад они смеялись и плакали, менялись каждое мгновение, а теперь застыли скорбными манекенами. Их вот-вот всех засосёт, растворит темнотой.

Тимофей накинул девушке на плечи куртку, приобнял:

— И будут в нашем городе дороги из лунного камня, словно спустившиеся с неба звезды, пусть ночью они светятся еле заметно, только чтобы легче было ходить по улицам, но не раскрывают их добрые тайны. А вокруг города — леса, светлые, пронизанные солнцем, и тёмные, где листья закрывают дневное небо.

— Ты поэт, — Юля положила голову ему на плечо. — Вот только город под нашими ногами залит темнотой и призраками, пусть они и приняли такой привлекательный вид, — девушка махнула в сторону центра, где издали можно было разглядеть праздничные огни Тверской и Охотного ряда, полного туристами Старого Арбата. — Каждый дом и каждый человек бросает чёрные тени, а вместе они пятном непроглядной тьмы закроют и луну, и солнце.

— Ты тоже поэт, — одними губами шепнул ей в ухо Тимофей. — Но наш с тобой город будет только таким, каким мы его построим, — он поцеловал её в висок. А уж светлая в нём будет ночь — или чёрная, настоящий он будет — или призрачный…

— Зависит от нас с тобой. И только от нас, — Юля обняла его в ответ, чувствуя сквозь рубашку жар тела.