Полночь XXI века

Все делали вид, что пугались, но в глубине души теплилось: «Ничего, посмотрим… Будут всё как первый сорт!» А большие постеры на рекламных щитах, передачи по телевизору, гирлянды и ёлки, розовощёкие Деды Морозы в обнимку с маленьким Христом, стоявшие во всех витринах так и шептали: «Ты слышишь, как пахнет Рождеством? Скорее за скидками, покупками и подарками!» — «Пока нет, но скоро услышу! Вот тогда, когда начнутся каникулы, дадут премию — тогда и услышу! И сразу побегу по магазинам».

Рождество тем временем подходило все ближе да ближе. В магазинах и бутиках уже намозолили глаза серебром и позолотой ёлочные игрушки, пряничные торты, и рыбки с белыми каёмками, золотые и серебряные конфеты, от которых зубы болят, но все же будешь их есть, потому что они рождественские. Повсюду висели плакаты, обещавшие фантастические распродажи по баснословно низким ценам. А само Рождество тихонечко стояло у окон и рисовало на стёклах морозные цветы, ждало, когда в доме вымоют полы, расстелют половики, затеплят лампады перед иконами и впустят Его… И ему было всё равно и на распродажи, и на мишуру, и на подарочные церковные наборы со скидкой.

Наступил сочельник. Он был метельным и белым-белым, хотя всю неделю синоптики обещали ясную и морозную погоду. Тимофей тоскливо смотрел из окна, как дворник торопливо разгребал занесённое снегом крыльцо — барину выезжать скоро — дальше перенёс взгляд во двор, где беззвучно из-за стеклопакета шумели берёзы, шеренгой солдат выстроившиеся вокруг особняка. Позавидовал мальчишке в валенках, который снаружи вдоль забора дома Конных бежал по сугробной дороге и как чудной чему-то улыбался. Дальше позавидовал Юле. Позавидовал Миле, которой нежелательно было «светиться» перед журналистами, чем она без зазрения пользовалась… Им можно остаться дома. Он же с отцом, сестрой и дядей Сашей должен выстоять рождественскую службу от начала и до конца, слушая заунывные молитвы патриарха. И никуда от этого не деться, традиция нынешнего времени: высший свет на Пасху и Рождество обязан демонстрировать религиозность, и не важно, как он живёт все остальные дни в году. Раньше, когда Тимофей был маленький, и его с собой не брали — самое распрекрасное и душистое на свете слово «Рождество» пахло вьюгой и колючими хвойными лапками, подарками. Теперь же — ладаном, ароматами тысяч людей, надушенных дорогим парфюмом, терпкими и горькими привкусами зависти, интриг и подхалимажа.

И вот наступил рождественский вечер. Метель утихла, и много звёзд выбежало на небо. Машина ненадолго замерла возле ворот церковной ограды главного московского храма. Перекрестясь сначала на пороге, затем на иконы, Нина, Леонид, Саша и Тимофей вошли. Под ногами лежал ельник, кругом, куда ни взглянешь — отовсюду сияние золота свеженачищенных окладов и украшений. Со всех сторон люди, огромная толпа. Но к важным гостям тут же подбежал толстопузый диакон в богатом парадном облачении, при этом он сиял как святой угодник. Осторожно раздвигая толпу, диакон провёл всех четверых в передние ряды. Успели они как раз вовремя: патриарх внутри алтаря закончил читать на камеру для журналистов поздравление. Врата открылись, духовенство во главе с патриархом вышло из алтаря на середину храма. Архидиакон со свечей вышел на амвон и провозгласил: «Благослови, владыко». Рождественская служба началась…

Хор старательно выводил канон за каноном, а вот патриарх Филарет читал «великое повечерие» голосом сиплым и пришепетывающим. По случаю великого праздника и, опасаясь навлечь на себя подозрения в неискренности, все его слушали со вниманием и старательно крестились. Читал Филарет долго-долго… Вдруг он сделал маленькую передышку и строго оглянулся по сторонам. Все почувствовали, что сейчас произойдёт нечто особенное и важное. В храме наступила тишина. Филарет повысил голос и раздельно, громко, с неожиданной для него прояснённостью, воскликнул:

— С нами Бог! Разумейте языцы и покоряйтеся, яко с нами Бог!

Рассыпанные слова его громогласно подхватил хор:

— С нами Бог! Разумейте языцы и покоряйтеся, яко с нами Бог!

Очередной иерей в белой ризе открыл Царские врата, и в алтаре было белым-бело от серебряной парчи на престоле и жертвеннике.

— Веселитеся, праведнии,
Небеса, радуйтеся,
Взыграйте, горы, Христу рождшуся!

— гремел хор всеми лучшими в городе голосами.

Дева сидит, херувимом подобящися,
Носящи в недрех Бога Слова воплощенна;
Пастырие Рожденному дивятся,
Волсви Владыце дары приносят,
Ангели воспевающе глаголют:
Непостижиме Господи, слава Тебе!

Когда пропели канон, то закрыли Царские врата, и Филарет опять стал читать, теперь бодро и ясно, словно песня, только что отзвучавшая, придала ему сил и чувства собственного величия.