Полночная чума

Крылатая машина, взревев мотором, оторвала хвост от земли. Схватив автомат Кирна, Фрэнк приставил его к плечу и выпустил ей вдогонку длинную очередь. В следующую секунду двигатель правого крыла расцвел огненным цветком. На глазах у Бринка один его лепесток превратился в длинный драконий язык, который тотчас устремился к хвостовому оперению. Самолет дал крен влево, однако тотчас выровнялся и взмыл над верхушками деревьев на дальнем конце поля. На какой-то миг горящий двигатель казался десятком падающих звезд, которые, однако, быстро погасли. Самолет не взорвался мелкими осколками и не рухнул на землю, словно подстреленная птица. Нет, он упорно продолжал набирать высоту, и вскоре от него осталась лишь тусклая голубая точка — сопло, из которого наружу вырывалось отработанное топливо, но затем исчезла и она.

Рокот мотора звучал еще какое-то время после того, как сам самолет скрылся из вида, а когда стих и он, наступила такая мертвая тишина, какой Аликс не слышала ни разу в жизни. На несколько секунд ее нарушил выстрел, затем еще один и еще, затем вновь стало тихо.

Аликс прислушалась к своему сердцу и спросила отца, был ли на этом самолете дьявол. Нет, прозвучало в ответ. Внезапно ей послышался вблизи какой-то шорох, и она обернулась.

Из темноты, метрах в тридцати от нее, на освещенное лунным светом поле, хромая, вышел Джунипер.

Кирн лежал на влажной траве. Над его головой на лунный диск наползали тучи. Левый глаз упорно отказывался открываться.

Он лежал и думал об Алоизе и Бруннере, Мише и Бёзе, Штекере и Муффе, и о других, чьи имена он уже успел забыть. Обо всех тех, кого он оставил в России, но так и не нашел здесь, во Франции. Может, ему стоит прошептать имя Хилли, но, глядя на луну единственным зрячим глазом, он почему-то не мог отогнать от себя воспоминание о том, что каска Муффе была ему мала.

— Только не спи, — произнес чей-то голос. Похоже на Пауля Штекера, сначала подумалось ему, пока он лежал после оглушительного залпа в грязи, не чувствуя правой руки.

— Я не чувствую ног, — признался Кирн.

— Сейчас подоспеет помощь, — ответил голос.

— Доктор, — произнес Кирн. Странно, почему у него вдруг мокрые щеки? — Самолет…

— Груда металла там, за деревьями, — ответил Бринк. Американец склонился над ним, загородив головой луну, которая вновь вынырнула из-за облаков. — Мы его сбили, ты и я.

— Лжешь! — прошептал Кирн. Не было там никакого самолета, ни разбившегося вдребезги, ни полыхающего пламенем. Они его упустили. Он позволил этому гаду Волленштейну убить его друзей.

— Мы же договаривались. Никакого обмана. Или ты забыл?

— Хочу взглянуть своими глазами, — Кирн попытался оторвать от земли голову. Хотелось проверить, сумел он спасти своих друзей или нет. Но американец положил ему на плечо руку.

— Нет, тебе нельзя двигаться. Если будешь лежать тихо, с тобой все будет в порядке, — сказал он.

И вновь американец ему солгал. Кирн это мгновенно понял, понял по той холодной пустоте, что поселилась в его груди. Он умрет, умрет посреди мокрого поля в стране лягушатников. Странно лежать, ощущая под собой лишь мокрую траву. Да что там! Глупо. Просто глупо умереть вдали от дома и друзей.

— Эй, знаешь, я раньше пристрелил бы его, еще тогда, в Бордо, — прошептал он, на миг мысленно вернувшись в недавнее прошлое. Бринк не ответил. Он ничего не знал про Бордо: ни про корабль, ни про деревянный ящик.

Или о том, как оно было там, в доках. Или на Восточном фронте.

— Чтобы согреться, мы набивали под форму газеты, — произнес Кирн. Неожиданно, прилетев откуда-то из-под Москвы, ледяной ветер начал пробирать его до костей. — А потом у нас кончились и газеты.

И он явственно услышал хруст ледяной корки на снегу, треск далекой перестрелки и тотчас понял, что его друзья снова с ним.

— Du bist mein Kamerad,[38] — произнес он. Язык его почти не слушался, и слова прозвучали невнятно. Тогда он из последних сил здоровой рукой сжал руку Бринка, как будто боялся остаться один.

Мокрая трава промочила ему ноги до колен, но сил встать не было, и он положил руку Кирна ему на грудь, а сам пошарил у него под пальто. Вскоре он нащупал служебный жетон и положил его в карман. Ему срочно требовалось чем-то себя занять, лишь бы не думать о том, что только что произошло. Помимо того, что немец назвал его другом.

Самолет улетел, несмотря на все их с Кирном попытки продырявить его из автомата. Бринк поднес к носу руку и принюхался. Пахло керосином.