Полночная луна

День клонился к закату, и у меня уже ныли челюсти, которые я неустанно сжимала, боясь прикусить язык, пока мы пересчитывали все ухабы и рытвины этой страны. С наступлением сумерек Мерфи свернул на укатанную грунтовую дорогу.

Мы остановились у подножия покрытой деревьями горы. Вид лесной чащи стал такой неожиданностью, что мне оставалась лишь хлопать глазами. Занемевшую кожу покалывало, в ушах звенело от воцарившейся тишины.

— Устроимся здесь, — сказал Мерфи.

— Уже?

Мерфи подозрительно взглянул на меня, как пить дать, прикидывая в уме, нет ли тут скрытой иронии. Я и сама не знала. Мы ехали очень долго, но пока не шли пешком. И у нас был час в запасе до наступления темноты.

— На сегодня хватит, — ответил он, принимая вопрос за чистую монету. — Завтра утром со свежими силами двинемся дальше.

— Деревья, — прошептала я.

— Ты в порядке? — нахмурился Мерфи.

— Да просто… здесь их вроде бы быть не должно, и вдруг… — Я повела рукой.

— Это южная часть национального парка у цитадели Ла-Ферьер.

— Цитадели? — я посмотрела на окутанную синими сумерками гору, возвышающуюся над нашими головами.

В начале девятнадцатого века король Анри Кристоф воздвиг крупнейшую крепость западного полушария на высоте тысячи метров над уровнем моря. Стены толщиной три метра и крепостные валы высотой сорок, должно быть, впечатляли любого, кто сумел взобраться на такую высоту и увидеть их воочию.

— Бокор живет в национальном парке? — Мне с трудом в это верилось.

— Не совсем, — ответил Мерфи и взял свой рюкзак.

Я вышла из джипа и ничком повалилась на землю.

— Что с тобой? — подскочил ко мне Мерфи.

— Ноги затекли.

— Зря мы не остановились и не перекусили по дороге.

— Я и не заметила. — Я потеряла интерес к еде, когда мне стало не о ком заботиться, кроме себя самой.

Мерфи помог мне встать, но не отпустил мою руку.

— Хочешь отдать богу душу, дорогуша?

Он не спускал с меня взгляда серо-голубых глаз. Не будь я настороже, он выведал бы все мои тайны, а среди них были такие, к которым я не хотела возвращаться.

— Ты заговорил стихами? — беззаботно сказала я, высвобождая руку. — Прошу, прекрати.

— Только если ты станешь налегать на еду.

— Я и раньше забывала поесть, и все было нормально. Сама не знаю, как так вышло.

— Это все жара.

— Нет, это не жара. Ты попробуй поживи в Новом Орлеане.

— А по выговору и не скажешь, что ты из Нового Орлеана.

— То есть если ты говоришь так, словно ты откуда-то родом, значит, ты оттуда и есть?

— Твоя правда. Но голод, помноженный на всплеск адреналина от погони со стрельбой, мог привести к головокружению и обмороку.

— Ну теперь-то я буду как огурчик.

— О чем это ты?

— Мы оторвались от преследователей. Так что больше никаких погонь со стрельбой.

— Твои слова да богу в уши, — проворчал Мерфи.

— В каком это смысле?

— Как только сунемся туда, — Мерфи указал на деревья, — откроется сезон охоты.

— Да ты шутишь.

— А ты думаешь, почему никто не согласился стать твоим проводником?

— Потому что никто не знал, где обитает бокор?

Мерфи покачал головой, и блеснувшая в его ухе серьга стала оранжевой в свете заходящего солнца.

— Местные жители лучше всех знают дорогу сюда. Они называют эту гору Montagne sans retour. Невозвратной горой.

— А почему они ее так называют?

— Потому что люди имеют нехорошую привычку пропадать, отправляясь на поиски Мезаро.

Это звучало не очень-то хорошо, но я отказывалась бояться слухов и имен. Тем не менее я с опаской посмотрела на окрашивающиеся черным тени.

— Наверное, нам лучше прекратить произносить это имя.

— Почему?

— Он — бокор, колдун. Когда мы произносим его имя вслух, то позволяем ему видеть и, может быть, слышать нас. Он узнает о нашем приближении задолго до нашего появления.

— Да уж.

— Как еще объяснить исчезновение людей?

— Даже и не знаю. — Мерфи развел руками. — Вдруг это большие злые охранники избавляются от нарушителей?

— Может быть.

Но я сомневалась в этом, ведь как только Мерфи упомянул имя бокора, я ощутила на себе чей-то взгляд. Как там говорится: если вы параноик, это вовсе не значит, что за вами не следят.

Глава 7

Ночь накрыла нас прохладным бархатным покрывалом. Я никогда не спала под открытым небом. Мне и теперь не спалось. Несмотря на изнеможение, забвение никак не наступало.

Мерфи не испытывал подобных трудностей. После того как мы разделили холодные бутерброды и теплую воду — о костре в такую жару и речи быть не могло, — он завернулся в спальный мешок и с тех пор не произнес ни слова. По крайней мере он не храпел.

Я плохо сплю, с тех пор как несколько лет назад потеряла все. Всякий раз, закрывая глаза, я вижу дочь такой, какой видела ее в последний раз.

В гробу. Ни одна мать не должна видеть подобного.

Может, посчитать звезды? Их, вероятно, триллион. Если не вырублюсь со скуки, присваивая им номера, меня уже ничто не усыпит.

Я досчитала до восьмисот десяти, когда шорох листьев заставил меня напрячься и сбиться со счета.