Полночная злодейка

Господь, всё видящий…присмертная исповедь – всё это Пуанти расценивал как отлично продуманная и сработанная система, которую довели за долгие века до идеала жаждущие власти снобы. Одна цель этой системы – руководить толпами. Но не Жеромом Пуанти!

Губы Жерома растянулись в широкой улыбке.

Конечно же, он не был претендентом на то, чтобы играть роль спасителя человеческих душ.

У него был безусловный и превосходный интеллект, позволявший ему управлять людьми в своих интересах. И в этом успехе ему помогла дружба с губернатором Клейборосом, которая достаточно способствовала успеху разыгрываемых им головоломок. Он завоевал по-настоящему малообразованный аргосовский свет лишь благодаря своему двуличию. При этом Пуанти хитро внешне сохранял постоянную доброжелательность, отчего многие восхищались им, и это давало ему свободный доступ в высокие слои аргосовского общества. Он превосходно сознавал, что опасное лавирование между добродетелью и рискованными делами, которые предавали особенный вкус его жизни, производит неимоверное впечатление на те малоразвитые умы, которые его окружают. Но Жером твёрдо понимал, что есть одна голова, которая совсем не пуста, и одно сердце, которое владеет им полностью. Он решил доверить эту голову заботам монастырской школы Святой Урсулины, которая, к сожалению, являлась единственной школой научных знаний в городе.

Причиной уступки стала его слабость и неготовность перенести тяготу долгого расставания, неизбежного, если задать цель дать достойное образование в Европе. Но даже решившись доверить единственную драгоценность монастырской школе, он принял нужные меры. С самого начала Пуанти выделил особое положение Габриэль. У неё должна быть отдельная от других учениц келья, применяться особая программа обучения, чтобы можно было преуспевать в соответствии с личными способностями. На самом деле он дал понять монахиням, что её необходимо признать особенной и не похожей на всех других воспитанниц. Жером, усмехаясь, припомнил, как главная монахиня пыталась держать выражение своего лица, не решаясь перечить ему, когда он перечислял ей условия содержания девушки. Дверь приёмной распахнулась. Пуанти резко обернулся и увидел лишь наводящую печаль лица сестры Джулии и приготовился уже чертыхнуться, как в помещение залетела стройная девушка в монастырской одежде, которую здесь называли формой. Она промчалась мимо монашки и кинулась к нему. Сердце Пуанти дрогнуло, испытав колоссальное несравнимое ни с чем наслаждение. Он вытянул руки, и девушка рухнула в его объятия.

– Габриэль…

Жером долгое время держал свою любимицу, потом, чуть отстранив её, начал отыскивать хотя бы любые следы плохого обращения.

– С тобой всё хорошо? – Он заметил красные пятна на нежных щеках и лёгкую неуверенность, мелькнувшую в серых глазах, таких же, как и у её мамы, и опять почувствовал незащищённость перед болью потери и тихо зашептал: – Впредь ты больше не станешь мучиться от унизительной надобности ковыряться в грязи, словно рабыня! Я уже выговаривал свои претензии на это матери-настоятельнице!

Он уловил колебание Габриэль до того, как она решилась ответить:

– Папа, я хочу, чтобы ты не вмешивался в это.

– Ты хочешь, чтобы я не вмешивался? – Жером на миг отступил.

Габриэль повела плечами.

– Если бы ты не прознал об этом происшествии, я бы даже не подумала вспомнить о нём. – Она улыбнулась и договорила: – Это моя вина, ты ведь знаешь… Как обычно. – Улыбка Габриэль при таком почти что детском признании была лишь очаровательнее. Она продолжила: – Я всего-то заснула на занятии, не закрывая глаз, и захотела сыграть на нервах сестры Мадлен, хоть и знала, что не должна так поступать. Я признаю, что время от времени бываю несносна, а иногда у меня получается превзойти даже саму себя.

– Я не желаю, чтобы ты унижала себя такими словами, Габриэль. – Жером впал в тихую злобу: уже долго его прекрасная Габриэль находится под присмотром этих стухших девственниц, которые обучают её идиотскому самопознанию. Он решительно продолжил: – Если ты ведёшь себя высокомерно с другими, то это оправдано твоим несомненным превосходством над ними.

– О, папа, ты судишь самоуверенно!

– Я не хочу больше слушать твои необдуманные речи, Габриэль!

– Папа, умоляю, – радость Габриэль постепенно таяла. – У меня и в мыслях не было расстраивать тебя.

Пытаясь возвратить самообладание, Жером продолжил уже мягче:

– Я перестал наказывать тебя с той поры, как много лет назад ты стала моей подопечной, и я не позволю другим— никому – наказывать тебя!

Серые глаза Габриэль едва заметно наполнились тревогой.

Она протянула ладонь к его щеке и погладила, а затем прошептала:

– Папа, я временами забываю… – Она сделала паузу, продолжив ещё тише: – Извини, я сделала тебе больно лишь за то, что ты любишь меня.

Жером затих, поразившись, как точно слова Габриэль совпали с мольбой, проговорённой другими губами много лет назад. Те слова до сих пор отдавались в его сердце.

…Извини, я сделала тебе больно, Жером, лишь за то, что ты любишь меня….

Дорогая женщина всплыла в его сознании…