Полночное небо

Тэл надавил пальцами на веки, как будто хотел поскорее очнуться от кошмарного сна. Сложно сказать, что огорчало его больше: печальная судьба родной планеты или правота Иванова.

Все молчали. Было слышно, как в уборной Иванов открыл, а потом захлопнул дверцу аптечки.

– И все-таки я не понимаю, – снова заговорил Тэл. – Случись на Земле ядерная война, мы бы узнали. Если упал астероид – тоже. Что до всемирной эпидемии – медик из меня, конечно, хреновый, – но разве так бывает, что еще вчера все жили припеваючи, а сегодня планета вдруг вымерла?

Деви содрогнулась.

– И что теперь делать? – Тибс взглянул на Харпера.

Весь экипаж с надеждой смотрел на командира. Тот поднял руки перед собой, словно защищаясь.

– Понимаете… раньше такого не бывало. В учебном пособии о подобном нет ни слова. Я считаю, нам нужно следовать изначальному плану – продолжать полет и надеяться на то, что ближе к Земле появится хоть какая-то связь. В общем-то, выбор у нас невелик. Или будут другие предложения?

Четверо астронавтов помотали головами.

– Ладно. Значит, все согласны, что нам не стоит сворачивать с курса. А дальше – посмотрим по обстоятельствам.

Немного подождав, Харпер крикнул:

– Иванов! Ты согласен?

Дверь уборной распахнулась. Иванов, вытащив зубную щетку изо рта, процедил:

– Я тоже должен притвориться, что у нас есть другие варианты? Что ж, если это кого-нибудь утешит, – я согласен.

Дверь снова захлопнулась.

Тэл вздохнул, пробормотав себе под нос: «Козлина».

Тибс по-отечески приобнял Деви, и она положила голову ему на плечо – но через миг уже вскочила и скрылась в своей спальной ячейке. Мгновение спустя огонек ее лампы погас. Остальные тоже разошлись – молча, в подавленном настроении. Говорить было не о чем. Тибс, захватив книгу, отправился спать. Тэл сделал еще один подход со штангой, прежде чем последовать его примеру.

Оставшись одна в своем боксе, Салли задержала взгляд на фотографии дочери, а потом закрыла глаза. За стенкой шелестел голос Деви – она читала мантру на хинди. Портативная приставка Тэла издавала пронзительные звуки, скрипел по бумаге карандаш Харпера, из ячейки Тибса доносился шорох страниц. Привычным фоном утробно гудел корабль. Иванов вышел из уборной, бормоча ругательства, а позже, когда Салли уже засыпала, она услышала его тихие всхлипы.

* * *

Утром Салли проснулась, немного опередив будильник, который завела на семь часов. Отключив сигнал, она посмотрела на тяжелые складки шторы, и веки ее вновь опустились. Работа, к которой предстояло вернуться, теперь казалась унылой рутиной. Салли больше не заботило, сколько уникальных данных уловят приемники, какие грандиозные открытия ее ждут, стоит только щелкнуть пальцем. Не хотелось покидать центрифугу и расставаться с гравитацией.

Во сне она снова оказалась на Каллисто: разглядывала рыжеватые спирали вихрей на поверхности Юпитера и клокочущее Большое Красное Пятно. За шторой забрезжил искусственный рассвет, однако Салли не стала вставать, чтобы им насладиться. Не сегодня. Сон был не менее реальным и гораздо более чарующим. Закрыв глаза, она вернулась на спутник Юпитера.

3

Однажды мглистым днем, когда солнце уже скрылось, но еще не успело замести за собой следы, Августин и Айрис отправились к ангару. Девочке хотелось на прогулку – «долгую прогулку», как она уточнила, – и ангар вполне годился в качестве новой, неизведанной цели. Августин не бывал там с прошлого лета – с тех пор, как последний раз прилетел на станцию. Зловещие голубоватые сумерки и причудливые тени на снегу пробудили в нем жажду приключений. Глубокая тьма раннего вечера должна была застать их вдали от обсерватории, и они взяли с собой фонарик. В последний момент Августин захватил и ружье, убедившись, что оно заряжено. Тяжесть оружия за спиной и широкое пятно желтого света, плясавшее по снежной синеве, притупили его страхи.

В одной руке он держал фонарик, другой опирался на лыжную палку. Штурмовать зыбучие снежные заносы было тяжело: напоминал о себе артрит. Зато Айрис бесстрашно скользила по склону, опережая свет фонарика. Она то и дело оборачивалась – посмотреть, почему ее спутник плетется так медленно. Августин запыхался, не проделав и половины пути; колени гудели, ныли бедренные мышцы. Лыжи облегчили бы ему путь, но девочке они были велики, а рассекать сугробы в одиночку, заставляя ее идти следом, он посчитал нечестным. Путники шли уже около часа, когда вдалеке замаячила крыша ангара – отблеск гофрированного металла на фоне бескрайних снегов. Айрис ускорила шаг, упорно топча ножками снег – маленькая и решительная.