Полночные близнецы

– Я слышал, что самые жуткие – венеуры, – замечает Рамеш. – Наверное, поэтому они ходят в черном.

Я смотрю в другую сторону, на мужчину в черной тунике, на бархате вышит белый ястреб. Я склонна согласиться с Рамешем, учитывая то, что лорд Элленби прошлой ночью именно одному из них приказал стереть мою память.

– Я еще не встречался с капитаном рыцарей, – продолжает Рамеш. – Ох, я очень, очень, очень надеюсь, что понравлюсь ему.

– Ему? – спрашиваю я, поглядывая на женщину с дредами на голове.

– О, Эмори, вон та, не капитан. Судя по всему, настоящий капитан уже несколько месяцев отсутствует.

– Почему? – спрашивает кто-то, наклоняясь к Рамешу.

– Никто не знает, – тоном заговорщика отвечает Рамеш.

– Или никто не хочет нам говорить, – замечает Олли.

Я оглядываюсь на Эмори. Каким бы интересным ни казалось отсутствие капитана рыцарей, его здесь нет. А Эмори есть.

– Итак, – говорю я, – теперь я знаю, что люди в зеленом с золотым пером – рееви, но кто вон те ребята?

– Те, что в белом, со змеей вокруг жезла? Это аптекари.

Рейчел начинает что-то говорить, но тут общее внимание привлекает лорд Элленби, и мы все умолкаем.

– Сквайры! – гудит лорд Элленби. – Добро пожаловать в Стоунхендж.

– Он немножко не такой, как та бледная копия, которую вы знаете в Итхре, – скалит зубы Мерлин. – Тот Стоунхендж построен всего лишь людьми. А этот придуман мной и такими, как я.

Мерлин выходит вперед, и то же делает женщина, похожая на сказочную принцессу. Лиф ее платья украшен живыми цветами, а длинная юбка спадает к земле волнами шелка и шифона. Из-под подола выглядывает белая туфелька без задника. Длинные, розовые с золотом волосы женщины распущены, и только они и прикрывают ее плечи. Она разводит руки – и между ними собираются инспайры. Люди вокруг меня ахают, когда искры света начинают танцевать в воздухе и наконец образуют арфу.

– Невероятно… – шепчет Рамеш.

Женщина открывает рот, и мне уже не до ответа.

Ее высокий голос как будто исходит не только из горла, он рождается прямо в воздухе вокруг нас, из костей за нашими спинами, из моей собственной груди. Слова звучат тихо, но они вплетаются в мои мысли.

– Эта история, – произносит голос, – о феях, о первых людях, о той нити, что связывает нас…

Это не совсем песня. В ней отсутствует различимая мелодия, нет рефренов. Но это и не обычный рассказ. Пока женщина поет-говорит, в моей голове вспыхивают картины, словно сон наяву.

– В самом начале, – говорит женщина, – мы скрывались в тенях вашего воображения. Мы были единственными эфемерными творениями инспайров в молодом мире Аннуна. Но когда вы рассказывали первые истории, сидя у костров или рисуя на стенах пещер, вы делали нас сильнее. Вы приходили в Аннун, и мы показывались вам, вкладывали наши жизни в ваше сознание, и, когда вы просыпались, вы принимали наши истории за свои собственные и делали нас еще сильнее. Великие сказки рассказывали вы – об охотах, королевском достоинстве, любви и предательстве. И таким образом нас сделали бессмертными. Отчасти мы люди, отчасти инспайры. И мы не можем умереть до тех пор, пока о нас рассказывают истории.

В начале нас было пятеро. Первым был Отец, вы знаете его как Мерлина. Но у него есть и другие имена: Один, Зевс и Баба-яга.

Вторым был трикстер[8]: Пак и Локи[9], Койот и Ананси[10]. Третьим и четвертым были воины-близнецы, вон они.

Женщина машет рукой в сторону Андрасты и ее рыжеволосого спутника, и те в ответ склоняют голову.