Полночные тайны

Может, я теперь и бесполезна как рыцарь, но все-таки кое-что могу делать. Быть художником означает еще и то, что я при желании могу отлично копировать почерки. И я провожу немало времени, глядя на остроконечные буквы маминого письма, чтобы соорудить достойную подделку. Пора сделать то, что должна была сделать она сама, когда оставляла мне письмо об Экскалибуре.

Позже я нахожу брата.

– Ты бы ни за что не догадался, – говорю ему я, надеясь, что играю достаточно правдиво. – Я прибиралась в своей комнате… – Я не обращаю внимания на то, как он фыркнул, – и нашла тайник под доской на полу, точно такой же, как в Аннуне.

– Круто, – кивает он. – И там что-то стоящее?

– Только вот это, – пожимаю я плечами. – Оно для тебя.

Я отдаю Олли письмо – на конверте написано его имя. Я очень постаралась, чтобы состарить бумагу. Папа никогда и не заметит, что пропал какой-то чайный пакетик. Рука Олли дрожит, когда он берет письмо.

Милый мой Олли!

Не спрашивай, почему или как, но есть вероятность того, что я не увижу, как вы растете, дорогие. Мне так жаль! Я выполняю важную работу, стараясь сделать мир более безопасным, более открытым для тебя и твоей сестры. Я не хочу, чтобы ты боялся того, кто ты есть. Я не хочу, чтобы тебе приходилось лгать о том, что скрыто в твоей душе. Страх может быть полезен, как и гнев, но искренность – вот самое важное, что мы имеем, и мне хочется, чтобы ты мог ею пользоваться.

Олли… ты и твоя сестра так драгоценны для меня! Я хочу, чтобы ты знал: что бы ни произошло, какую дорогу каждый из вас ни выбрал бы в жизни, я люблю вас обоих, так люблю! Защищайте друг друга в мое отсутствие, пожалуйста. Вы двойняшки, а это самое важное.

Люблю тебя.

Мама

Возможно, это не так красноречиво, как могла бы написать она сама, и возможно, мне не следовало упоминать здесь о себе, но мне необходимо, чтобы Олли оставался рядом со мной. Я не настолько сильна, чтобы выдержать все в одиночку.

Вторую записку я бросаю в почтовый ящик дома неподалеку отсюда и не слишком далеко от кладбища, куда я отправляюсь потом, – там появились рядышком две свежие могилы с одной и той же фамилией. Пожалуй, меня бы выкинули из танов, если бы кто-то об этом узнал. Но родители должны знать, что их дети погибли не случайно.

И еще есть то место неподалеку от Тинтагеля, где два монумента тянутся к небу, – янтарь и золото… Внутри них хранятся вещи, дорогие павшим танам. Это кладбище тех, кто в последние шестнадцать лет пытался остановить Мидраута. Примерно через месяц после сражения на Трафальгарской площади мы собираемся, чтобы воздвигнуть третий.

Внутри него, среди множества знаков памяти павших, есть авторучка, такая же, как в соседнем монументе. Рамеш и Сайчи, единые во многом, хотя они даже не знали этого.

Есть еще нечто, что должно остаться у монумента. Моя коробка-головоломка. Наша коробка, потому что она принадлежит всем тем, кто проходил через Аннун. Я не смогу пока что использовать ее – может, и недолго, но до того времени, когда придет момент той войны, от которой мы не отказываемся. Часть меня тоже умерла в тот день. И кажется правильным, что эта коробка должна лежать рядом с нашими погибшими друзьями и их разбитыми мечтами.

После церемонии большинство танов не спеша возвращаются в Тинтагель, но несколько задерживаются. Это место не похоже на Лондон – оно ощущается как нечто между временем и пространством, как Стоунхендж, где время ничего не значит.

Самсон и Джин помогают мне выкопать ямку для коробки-загадки у основания нового монумента. Олли приносит коробку, мы все встаем в круг у маленькой ямки в земле.

– Ты что-нибудь чувствуешь? – спрашивает моего брата Найамх.

Олли кивает:

– Это очень громко, ребята. Как концерт из разных произведений, они звучат одновременно, но почему-то гармонично.

– Хотелось бы мне помочь всем услышать это, – говорю я.

– Ты можешь слышать, – говорит Самсон, подходя ко мне и вставая позади, так, что моя спина прислоняется к его груди. – Мы ведь сами это делаем.

Наташа улыбается и закрывает глаза.

– Я слышу рок. Представляю настоящий мошпит.

Потом говорит Иаза:

– Джаз… – Он улыбается.

– Фолк, – говорит Рейчел.

– Поп девяностых, – сообщает Найамх, заставляя всех засмеяться.